От резкого движения накидка сползла набок, и я смог обозреть происходящее. Для этого, правда, приходится скашивать левый глаз, но эти мелкие неудобства ерунда по сравнению с тем, что меня ожидает в случае, если Аленушке не удастся настоять на своем.

Царь Далдон гневно сверкает очами и потрясает короной, но пока не отдает никаких приказов. Изрядно захмелевшая толпа растерянно собирается с мыслями: с одной стороны, ее пытаются лишить законного зрелища, а с другой – происходящее вышибает слезу. Бражка способна качнуть толпу из одной крайности в другую. От звериного буйства до умильного всеобщего лобызания и братания.

И тут на арену выступил начинающий шоумен в лице (или морде) кота-баюна Василия. Певец из него, прямо скажем, не очень, но зато оратор...

– Люди добрые! – заорал он, взбираясь на помост. – Судьбы человеческие куются на небесах. И лишь богам ведомо предназначение каждого человека. И не в людской власти становиться на пути высших сил. Нечего и...

Царь сделал стражникам знак убрать с помоста баюна. Думается, и для него найдется плаха и топор, тем паче что Далдон давно собирался это сделать.

– Беги, – посоветовал я коту.

Да он и сам это уже сообразил. Поэтому перешел сразу к делу:

– Горько!

Нахмурившаяся было от обилия ненужных слов толпа воспрянула духом, получив четкие инструкции к дальнейшему действию. Свадьба – это по-нашему.

– Горько!!! – взревел многоголосый хор. – Горько, горько...

Царевна зарделась, зато я не растерялся. Крутанув головой, сбросил покрывало и, оттолкнув стоявшего на пути стражника, запечатлел на ее устах горячий поцелуй.

Собравшимся это понравилось, и они затребовали повторения на бис, подлив бражки и скандируя:

– Горько!

Я с удовольствием повторил.

Далдон досадливо запустил короной в своих советников и хлопнул в ладоши. Шум мгновенно прекратился.

– Я согласен, – как-то уж очень быстро согласился он.

– Ура! – троекратно проревела толпа, и я в том числе.

– Да здравствует самый справедливый и милосердный царь на свете! – перекрывая восторженный рев толпы, провозгласил кот-баюн.

Стражники освободили меня от веревок, и Алена, подхватив под руку, потянула к Далдону. Мы дружно грохнулись ему в ноги и попросили благословения.

– Не так быстро, – охладил наш восторг царь. – Я согласен, но у меня есть три условия. Выполнишь – отдам за тебя дочь, а нет, не взыщи – голова с плеч.

– Какие условия?

– Завтра узнаешь. А сегодня будем пировать. Видишь, народ праздника желает.

Что-что, а праздник испортить он сумел. Неопределенность изматывает похуже ожидания казни. Знаем мы их царскую зловредную натуру. Забросит перстенек в море-окиян, а мне изволь достать его до завтрашнего утра. А у меня, как назло, ни одного ихтиандра знакомого или там команды аквалангистов...

– Что же ты не весел? – добродушно улыбаясь, поинтересовался царь, опорожняя серебряный кубок.

– Да вот мысль меня терзает...

– Какая?

От отчаяния набравшись смелости, ответил:

– Думаю – кого на свадьбу пригласить. Маловат дворец – все не поместятся.

От подобной наглости царь поперхнулся вином. Аленка чувствительно пихнула меня под ребра и прошептала на ухо:

– Не гневи.

Можно подумать, я сам не знаю, как опасно нарываться на царский гнев. Это чревато неприятностями покруче, чем у муравья, застрявшего на слоновьей тропе. Даже если не растопчет, то тряхнет так, что всю жизнь подпрыгивая ползать будешь.

Оставив народ пировать, мы с царевой свитой направились во дворец. Они верхом на конях, я на своих двоих. Что же... мы люди не гордые... можем и пешком пройтись. Особенно учитывая, что альтернативы все равно никакой.

У ворот в царскую слободу Далдон остановил коня и соизволил обратить внимание на мою скромную персону.

– Значицца так, волхв. Слушай мой царев указ. Коли выполнишь три мои поручения – быть тебе моим зятем, Аленушке – мужем. Коли нет – беги куда очи зрят, может, жизнь и спасешь, а вернешься ни с чем – плаха тебя ждать будет. Велю в готовности содержать – для казни лютой. Иди.

– Какие желания?

– Для интересу спросил аль счастия пытать будешь?

– Если это в силах человеческих и угодно небесам – свершу пожелания ваши.

Взмахом руки отослав свиту прочь, царь склонился ко мне:

– Что ж ты упертый такой? Поселись где от столицы подале и не высовывайся – я преследовать не буду.

– Не могу я без Алены.

– Так люба, что голову сложить готов?

– Люба.

Царь вздохнул.

– Вот ведь каков... Эй! – Повысив голос, он огласил свои условия. – Слушайте мой царев указ. Первое желание – Кощея со свету сживи аль в полон возьми, дабы неповадно было на нас войной ходить. Эта служба будет для отечества. Выполнишь – приходи, остальные узнаешь. Для царевны будут и для меня – царя тваво.

Развернув коня, он скрылся за воротами.

– Лучше убеги, – донеслось его пожелание. Аленушкино личико мелькнуло во дворе, и взлетела в прощальном напутствии ручка.

Понурив голову, я опустился на пожухлую траву, вытоптанную копытами и припорошенную пылью. Задал мне царь задачку, впору к ведьмачьему подарку обращаться. Сделать глоток, и прощай-прости, жизнь непутевая. Кощея мне вовек не одолеть. Даже с куклой и иголкой.

Чья-то рука опустилась мне на затылок и ласково погладила.

– Не горюнься, Аркаша, – просипела Баба Яга, – авось придумаем, как пособить горю твоему.

Подняв голову, я с удивлением увидел, что нахожусь в окружении своих друзей. Здесь и волкодлаки, и ведьма, и боевые маги, и домовой с котом Василием... Все собрались здесь. Верные друзья, которые рядом в тяжелую минуту, всегда готовые подставить плечо и подать руку.

– Что мне делать, други? – вопросил я.

– Знамо что, – за всех ответил кот Василий. – Выполнить Далдоново поручение и жениться на царевне. Я, конечно, без сапог, да и не на мельнице родился, но тоже не промах. Пусть только в мышь превратится – мигом съем, даром что сырого и немытого.

– Помолчи, пустобрех, – оттолкнул кота домовой. – Здесь совсем другие навыки нужны. Удавочку под воротник и коленом в хребет – пока язык не вывалится.

– Давайте отложим раздумья на утро – оно вечера мудренее, как говорила одна Кощеева знакомая жаба. На сегодня и так событий достаточно.

Я позволил усадить себя в ступу и оттранспортировать до моего дома, где тотчас провалился в беспокойный сон. Наполненный Кощеевым смехом и бесконечным падением в пропасть, стрекотаньем станкового пулемета, превращающегося в чудо-жезл, способный как по мановению палочки крушить все вокруг, и скрежетом зубов отполированного до блеска черепа, в глазницах которого вращаются чудом сохранившиеся глазные яблоки. Просыпаюсь весь в поту, с бешено колотящимся сердцем и рвущимся наружу криком, обессиленно падаю на влажную простыню и тотчас проваливаюсь в очередной кошмар. Сновидения отступают только под утро, оставив после себя изможденное тело, разметавшееся на скомканной, влажной от пота постели.