– Это рисунки твоего дедушки Эйрела, – объяснила она.

– Я знаю, что он умел рисовать, – сказал Саша. – Я помню, как-то он рисовал нас с Элен, когда вы приезжали на Зимнепраздник. – Похоже, это было в последний раз, когда они ездили на Барраяр вместе. – Но я не знал, что он нарисовал столько!

– Не так уж и много – за столько лет. Он как-то рассказывал мне, что рисовать начал совсем маленьким. Ему было меньше, чем тебе сейчас. Но те рисунки пропали. Кое-что он нарисовал подростком. Из них мало что сохранилось, всего несколько штук. Он не возвращался к этому очень долго. И стал рисовать уже после регентства. После того как мы переехали на Зергияр.

– А красками он тоже рисовал?

– Чуть-чуть. Я как-то пыталась заинтересовать его видеоживописью, но ему, видимо, требовалось чувствовать пальцами то, что он делает. – Чтобы это не принадлежало никому, кроме него самого? Эйрел так много времени в своей жизни был слугой Империи, всецело ей принадлежавшим, что для него было вполне естественным желание сохранить некий крошечный запас только для себя.

Саша оперся локтями на стол и наклонился, вглядываясь:

– А почему он их никому не показывал? Никому не отдал? Их тут так много. Они никому не нужны?

– Кое-кому показывал. Мне, Оливеру, иногда Саймону. Я думаю, другие люди хотели бы их получить, но… не из-за самих рисунков. А потому что их делал лорд-регент, граф, адмирал. Или хуже того – потому что их можно дорого продать. – Она помолчала. – Он говорил, это как по округу возят медведя на велосипеде. Всем интересно не потому, что медведь так уж хорошо ездит на велосипеде, а потому, что это нечто необычное и новое.

– А мне они кажутся хорошими.

– Ты… не так уж ошибаешься. – «Даже в свои одиннадцать лет».

Саша стал перелистать стопки рисунков, очень осторожно перекладывая листы.

– Тут много зданий. Это Главная площадь в Хассадаре, да? О, смотри, а вот вице-королевский дворец. Классно.

Корделия заглянула ему через плечо:

– Особенно если учесть, что тогда его еще не достроили. Ты же знаешь, дедушка никогда не уходил на войну. Война сама пришла к нему. И он учился воевать, потому что ему пришлось. Если бы его старшего брата не убили, и он не стал наследником, если бы никогда не было Ури Безумного… Он мог бы стать… может, и не художником, но архитектором уж наверняка. Одним из тех, кто берется за грандиозные общественные проекты, такие сложные и ответственные, как командование целой армией, потому что энергия Форкосиганов потребовала бы выхода. – Как река, устремляющаяся вниз с Дендарийских гор, прокладывает себе русло. – Он бы все равно строил Барраяр, просто по-иному.

Лицо мальчика застыло.

– Но я ведь наследник.

– Но ты живешь сейчас и на том Барраяре, который переделал твой дедушка, а не на том, который он сам получил в наследство. У тебя есть из чего выбирать. Все варианты, какие ты только можешь себе представить. Ему было бы очень приятно узнать, что ты получил от него этот подарок. Что твоя жизнь не обязана повторять его жизнь. – И Корделия, чуть подумав, добавила: – Она не должна быть ни такой, как жизнь твоего папы, ни такой как его деда Петера или кого-то другого – а только твоей собственной. Она должна отвечать только твоим стремлениям. Какими бы они ни были.

Сложно сказать, как он воспринял ее речь. Мальчик всегда был очень замкнутым, совсем как его мать. Майлз же был совсем другим – сразу видно, что у него на уме.

Саша потянулся к листам с рисунками и осторожно спросил:

– А можно мне взять несколько?

– Когда-нибудь они все перейдут тебе, но если хочешь сейчас взять с собой несколько рисунков, то просто выбери, какие больше всего понравились. Я их сложу так, чтобы не помялись. – Она подумала, что надо сделать что-то вроде альбома, кто-нибудь из ее людей наверняка знает, как это соорудить.

– Мне бы хотелось, – сказал он так тихо, что Корделии пришлось наклонить голову, чтобы расслышать.

– Значит, так и сделаем. Выбирай спокойно, времени вполне достаточно. – Она отошла к комм-пульту, дав мальчику возможность изучить рисунки без спешки. Но все-таки незаметно подглядывала за ним через полупрозрачный видеодисплей: очень хотелось понять, удачной ли была ее идея. Вроде бы удачной – им пришлось прерваться на обед, а внук еще не закончил просмотр. Что любопытно, Саша ни словом об этом не обмолвился за обеденным столом, хотя, конечно, когда собиралось все семейство, у него было мало шансов вставить хоть слово.

В окружении всех Форкосиганов Корделия вдруг вспомнила старинное родительское проклятие: «Чтоб у тебя родилось шестеро детей, таких же, как ты сам!» Только в данном случае это не проклятие, а с точностью до наоборот: Майлз был бы только счастлив получить шесть своих копий – с ними он бы знал что делать… Вместо этого у него шестеро детей, не только совсем на него не похожих, но и не похожих друг на дружку.

Вернувшись вместе с Сашей в свой кабинет, Корделия взяла ридер и стала читать очередной доклад, стараясь не проявлять назойливого любопытства, пока внук вдумчиво изучает рисунки. И когда она уже готова была сделать перерыв и предложить вернуться в сад, Саша вдруг воскликнул:

– О, бабушка, а тут ты! А почему без одежды? Ты плавала?

Корделия чуть не подскочила в кресле, но сдержалась и сделала вид, что просто решила встать и подойти. Тот ящик ей следовало бы запереть, но на ящиках не было отдельных замков.

– Художники часто рисуют обнаженную натуру. Человеческое тело – труднейшая вещь для правильного изображения. И я позировала Эйрелу, когда он хотел попрактиковаться.

– А хорошо выглядит! Я имею в виду, похоже на тебя нарисовано. А вот тут адмирал Джоул. Наверное, художникам надо учиться рисовать и мужчин, и женщин.

– Верно. – Эротический оттенок портретов явно от него ускользнул. Тут Корделия вспомнила, что глубже в этой папке имелось еще несколько рисунков, в жанре которых ошибиться невозможно, и конфисковала ее под предлогом, что сама хочет освежить все в памяти.

– А гермы тут есть? Они же тоже должны быть. И, может, еще квадди. И эти водоплавающие люди. И жители тяжелых миров.

– Наверное, Эйрелу недоставало натурщиков всех видов. Консул Вермийон сюда тогда еще не приехал. – Вызвался бы бетанец-герм позировать, если бы она ему намекнула на такую возможность? Наверное, да. Теперь уже поздно, поздно для всего…

На следующем наброске в папке были они с Оливером, вместе и явно в постели. Это было бы сложновато объяснить мальчику. Корделия извлекла из папки несколько рисунков, изображающих ее саму, Оливера и еще нескольких людей – все, несомненно, одетые – и подсунула их внуку для отвлечения, а сама тем временем украдкой припрятала оставшийся компромат. Когда-нибудь он получит в наследство и это – она вовсе не собиралась ничего уничтожать, – но пока рано.

– А можно я возьму тот, где ты на яхте?