– Хорошо.

– Новенькая? – поинтересовался мужчина.– Не боишься, что побьют?

– Нет.

– А что кину тебя, не боишься?

– Нет.

Справа мелькнули расцвеченные врата «Паласа».

– Хочешь туда? – спросил водитель.

– Нет.

– Это хорошо.– Мужчина рассмеялся.– Все равно не повел бы. Меня Толик зовут, а тебя, киска?

– А какая разница?

– Верно, киска, никакой.– Свернул на Малую Садовую, проехал метров пятьдесят и затормозил.

– Минетик на скорую губку,– сказал он.– Нет возражений?

– Нет,– ответила женщина и ударила его кулаком в висок.

В кулаке что-то хрустнуло, в виске – тоже, и мужчина ткнулся лицом в баранку.

Женщина перегнулась через него, открыла дверцу, выпихнула хозяина «вектры» на мостовую и перебралась на его место.

«Опель» рванул с места, свернул на Итальянскую, оттуда – на Садовую и дальше, мимо Михайловского, вдоль Марсова – к Троицкому мосту.

Когда «опель» выскочил на прямую стрелу Каменноостровского проспекта, над городом забрезжило утро.

Иван ступил на подвернутую ногу и зашипел от боли. Надо же, пока бежал, вообще ни хрена не чувствовал. Это удивительно. А что ногу потянул – как раз неудивительно. Третий этаж все-таки. Но сиганул он мощно. Чудом, считай, без яиц не остался. И не только без яиц. Хорошо, кровать у окна. Хорошо, поленился после лета сетку противокомариную снять. Через стекло так не прыгнешь. Это только в кино голяком через витрины ныряют.

Ногу раздуло – не ступить. Иван плюхнулся на скамейку. Подышал медленно, чтоб согреться. Не июль месяц, чай, холодно голышом.

На скамейке его и заментовали. По-хорошему, впрочем, поскольку трезвый и не под кайфом. Сказал – ограбили. Поверили. Дело обычное. Менты попались неплохие, а дежурный – тот вообще философ. Натуральный. Аспирант. Бывший. А теперь старший лейтенант. Вот такая жизнь.

– Сегодня ночь голых,– сказал бывший философ.– Полчаса назад бабу доставили, а теперь вот тебя.

– А баба где? – заинтересовался один из патрульных.

– Поздно, Серега! – засмеялся философ.– Ее уже муж забрал. Прилетел, как наскипидаренный. Баба, что характерно, ничего не помнит.

– Они никогда ничего не помнят! – отозвался патрульный, и все заржали. Кроме Басова.

Проверили Ивана по ЦАБу, выдали какое-то шмотье, тапки, напоили чаем и без всяких протоколов отвезли в травму, где пьяный в дымину и очень веселый доктор «зафиксировал голеностоп». Иначе говоря, забинтовал ногу и пожелал всего наилучшего. «Повезло тебе, мужик. Вот час назад мне такого же грабанутого привезли. Ему всю личность изрезали и палец сломали. А ты, можно сказать, только штаны потерял. Повезло».

Басов склонен был согласиться с доктором.

До подъезда его опять-таки довезли добрые менты. Даже спросили насчет ключей, как, мол, домой попадет?

«А то давай дверь сломаем? – предложил один.– У тебя не железная?»

– Обычная,– сказал Басов.– Спасибо, мужики, я у соседки запасной ключ держу.

– Ах, у соседки!..– многозначительные подмигивания.

– Да она старушка! – засмеялся Иван. Настроение у него немного улучшилось.

Ключа не потребовалось. Дверь оказалась не запертой. В комнате пахло постелью и Кариной. Но Карины не было. Вернее, не Карины, а…

– Где он? – спросил Ласковин, сверля Елену Генриховну недружелюбным взглядом.

Видно было, он нисколько не сомневается в ее словах.

Елена Генриховна повела плечиками:

– Мне он не докладывал.

Ласковин, тут же утратив к ней интерес, переключился на Игоева, но реплику неожиданно подал Фрупов.

– Господа,– сказал он,– а что, собственно, представляет наибольшую ценность для нашего подопечного?

Игоев поглядел на Стежня, Стежень – на Игоева… и оба ринулись к выходу.

Фрупов удовлетворенно улыбнулся Ласковину, затем повернулся к женщинам.

– У нас в машине есть пара мест,– произнес он.– Присоединитесь?

Снаружи взревел мотор.

– Если вы нас приглашаете… – Елена Генриховна улыбнулась.

– Володя, время,– недовольно произнес Ласковин.

– Спокойно, Инквизитор, на твоей «ауди» я их вмиг достану,– пообещал Фрупов.

Вчетвером они вышли на улицу. Игоевской «тойоты» уже и след простыл.

Елена вышла последней, прикрыла дверь. Свет в холле погас, как только сработал электронный замок.

– Добрая система,– похвалил Фрупов.– Сенсор?

– Плюс сменный код. Пальчик, знаете ли, и насильно можно прижать.– Елена улыбнулась.

– Или отрезать,– мрачно вставил Ласковин.

– Отрезать не выйдет,– профессионально возразил Фрупов.– Сопротивление кожи меняется. Я эту технику знаю. Можно мне сесть за руль?

– Можно.

На перекрестке перед Дворцовым мостом их тормознул поздний или, скорее, ранний гаишник. Фрупов сунул ему под нос красивое удостоверение, гаишник отошел, удрученный, а «ауди» полетела дальше. Но «тойоту» они догнали уже за городом. Игоев тоже не первый год сидел за баранкой и спецкурс вождения в экстремальных условиях проходил дважды.

Едва они тронулись, Стежень взялся за телефон.

По правилам, трубку следовало взять Грошнему, что последний и сделал, хотя и не сразу. Потому что спал. Но все разговоры в отсутствие хозяина фиксировались охраной. Поэтому Стежень знал: слушает его не только Грошний.

– Димон, он уцелел,– без предисловий сказал Глеб.

– Но…

– Мы ошиблись. Он уцелел, сменил носителя и, вполне вероятно, направляется к вам. Мы тоже едем, но можем и не успеть. Ни в коем случае не пускай его в лабораторию. Еще лучше – спустись туда сам и запрись изнутри. Охране передай…

– Я вас слышу, Глеб Игоревич,– вклинился голос «Иванова».

– Отлично. Кто бы ни появился до нашего приезда – никаких контактов. Приблизится – сразу стреляйте. Насмерть, без церемоний. Живучесть у него…

– Я помню,– сказал «Иванов».– Попробуем справиться.

– Лучше попробуйте спрятаться,– посоветовал Стежень.

– Я понял,– ответил его собеседник.– Как получится.

– Тогда все,– сказал Глеб и отключился.

Если бы он мог предвидеть будущее, то приказал бы «Иванову» брать ноги в руки и быстро-быстро валить из дома. Но предвидеть будущее Стежень не умел. О чем и сожалел неоднократно.

Грошний выполнил инструкции Стежня точно и быстро. Даже очень быстро. Перспектива угодить в объятия Морри не согревала его сердце. Посему, поспешно натянув штаны, Дмитрий бросился в подвал. Он знал (опять-таки из опыта общения с Морри): монстр сглатывает человека быстрей, чем жабий язык арканит комара. Уже на лестнице Грошнего перехватил «Иванов», сунул ему в руку куцый, без приклада, автомат. Дмитрий зыркнул на него слегка ошалело, схватил автомат и отворил подвальную дверь. Щелчок замка, шелестящий звук вошедшего в паз засова. Грошний небрежно скинул автомат на стол, повалился на стул рядом и перевел дух. Страх возился внутри, дергал за жилы, пощипывал сердце. Дмитрий, к стыду своему, никак не мог с ним справиться. Даже стальная дверь не помогала. Ну как тварь уже трансформировалась и может проходить сквозь стены? Тогда ни бетон, ни сталь, ни эта трещотка хренова… Тем не менее Грошний «трещотку» взял и осмотрел. Ага, почти тот же «калашник», и приклад у него когда-то имелся типа десантного, судя по остаткам крепежа. Дмитрий отсоединил магазин, убедился: полон. Он выщелкнул на стол патроны, обнаружив, что каждый третий промаркирован красной или черной краской. Что сия маркировка обозначает, Грошний уже не помнил. А может, и не знал никогда. Вставив патроны обратно, он отложил автомат и уставился на серый металл двери. Самое противное – это ждать, зная, что ты ровным счетом ничего не можешь сделать.