много играл в мобильные игры, а за ужином спрашивал у нас с мамой: «Ну что, все нормально?» – не особо вслушиваясь в ответ. Но он был все еще жив и относительно здоров, и я была почтительной любящей дочерью, потому что знала: если умер Гиль, с моим отцом это может произойти в любой момент. Поэтому квартиру я снимать не стала и, несмотря на прохладные отношения с мамой, по-прежнему жила дома. Я не хотела, чтобы очередной инфаркт хватил отца, когда меня не будет рядом. Бо́льшую часть времени я все равно готовилась к экзаменам на юридический. Мама возражать не стала, а деньги в нашей семье вообще не были проблемой. Предсказаний и анализа бацзы с меня хватило, и больше мне не хотелось жить жизнью своей матери. Когда-то я выбрала этот путь с горя, и теперь мне хотелось попробовать что-нибудь новое.

Когда Йемтео торжественно открыли после восстановления, мы с мамой не стали продлевать аренду моего салона. Прогуливаясь там месяца три спустя, я обнаружила, что на месте моего салона открылся магазин чая. Улыбнулась и представила, как мы с моим Чон Мином накупили бы у них всего и устроили дегустацию, вспоминая, как познакомились прямо в этом магазинчике.

Я часто представляла себе что-то такое. Привыкла фантазировать о парнях, просто теперь фантазировала только об одном, который и человеком-то не был. Забавно, раньше при виде симпатичных парней у меня прямо в голове что-то перегорало, а теперь все это как рукой сняло.

Но вообще моя жизнь была классной. Иногда я ходила на дискотеки и отрывалась там. Стала чаще плакать и чаще смеяться. Два раза поцеловалась с парнями. Это было приятно, и с одним из них мы даже в кино потом сходили.

Но то, как мы целовались в подсобке бара с духом дерева… Интересно, я еще почувствую такое или первая любовь навсегда остается в нас призраком, несбывшимся обещанием?

Я изо всех сил старалась влюбиться, но Металл в нашу первую встречу был прав: любовь нашей воле не подчиняется. Тогда, в начале лета, она пришла ко мне так легко, так изумительно внезапно, а сейчас сердце молчало, как я ни пыталась его растормошить. Оно чувствовало себя живым, как в те две недели, только когда я копалась в саду, ругаясь с розами, и вспоминала прошлое.

В общем, тревожному человеку только дай на чем-нибудь зациклиться, он и зациклится.

Правдами и неправдами я выяснила дату и время рождения Пака Гиля и рассчитала его совместимость с Ми Рэ – данные о ее рождении я не забыла бы, даже если бы захотела. Они оказались идеальной парой. Я смотрела на прекрасную сочетаемость двух мертвых и думала: «Может, был какой-то смысл в том, что судьба в этот раз свела тех, кто подходил друг другу? Может, она давала нам какой-то шанс, а мы его не поняли?» Я отлично знала дату и время рождения отца и, кривясь от отвращения и печали, проверила его совместимость с той студенткой. Совместимость была замечательной. Наверное, если бы я проверила бармена с Пак Со Ён и жениха с невестой, у них было бы то же самое.

Умру ли я молодой, если влюблюсь, или история со стихиями уничтожила проклятие моей матери? Доживет ли Чан Чон Мин до тридцати? Хуже всего неизвестность – я была как тот кот из научной басни, который внутри коробки одновременно и жив, и мертв, пока не откроешь крышку.

Приближался европейский Новый год, Андон сиял огнями и украшениями, а мама почти не бывала дома. Зима – время предсказаний. Что готовит наступающий год древесной Змеи? Кому будет сопутствовать удача, кто поступит в университет, найдет работу, обретет семью, заведет детей? Когда я шла по нарядным улицам мимо переполненных астрологических салонов, мне казалось, я единственный человек в Андоне, который не хочет знать ответов на эти вопросы.

Был только один вопрос, который волновал меня по-настоящему.

«Если я все равно умру, ты можешь вернуться и забрать меня сам?» – думала я каждый день, глядя на поникшие деревья. Снег никак не желал идти, и они, истрепанные летней жарой и осенними ливнями, стояли не живые и не мертвые. Прямо как я.

«Вернись ко мне, вернись хоть ненадолго, забери мои силы, я сама тебе их отдам, спаси все свои деревья, цветы, траву, даже чертовы водоросли, только вернись. Я ошиблась, я пошла против судьбы и теперь не знаю, что делать. Просто забери меня, иначе я всю жизнь буду смотреть, как природа Кореи медленно загибается, и никто, кроме меня, не будет знать, что с ней не так».

Бо́льшую часть каникул я готовилась к мартовскому поступлению, но за пару дней до Нового года решила сходить погулять в Йемтео – слышала, там все здорово украсили. На деревьях – красные фонарики, тут и там изысканная, мягкая подсветка – и правда, здорово и не нарушает историческую атмосферу. В кафе с горячими напитками толпилась куча счастливых туристов. Я терпеливо дождалась у стойки своей очереди и уже открыла рот, чтобы заказать какао с зефиром, когда смутно знакомый голос сказал:

– Два чая из сосновых иголок, пожалуйста.

– У нас такого нет. Все, что есть, – в меню, – проворчала девушка за стойкой, уставшая от бесконечного гвалта посетителей.

– Жалко. Ладно, тогда дайте капучино и чай матча.

Несмотря на шарф и пуховик, мне стало холодно. Я медленно повернулась. Рядом со мной стоял бармен из «Бара Синих Струн» – в кожаной куртке с меховым воротником, волосы грязные, сам какой-то бледный.

– А, предсказательница Ли! – обрадовался он, увидев меня. – Рад вас видеть. Я тут с девушкой.

Он забрал свой заказ и начал выбираться из толпы, по картонному стаканчику – в каждой руке. Я пошла за ним, забыв про свое какао. Со времен той встречи с Чон Мином в управлении полиции я больше не встречала никого из участников тех событий, кроме своего отца.

– Подождите! – слабо крикнула я, но он уже выбрался на улицу.

Я вывалилась следом, слегка споткнувшись о порог, и бармен издал возмущенный звук, выше подняв стаканчики.

– Предсказательница, шею не сломайте! Я вас ловить не смогу, у меня руки заняты.

Ну конечно, он помнит меня, я ведь сама дала ему свою визитку, это ничего не значит.

– Вы как? – спросил он.

Стаканчики он держал как-то нелепо: будто не мог решить, поднять их повыше или опустить.

– Я нормально, а вы какой-то бледный. Давайте я ваши стаканы подержу. – Я забрала их у него, потому что мне не нравилось, как он дергает руками, будто ему