Она хотела еще что-то сказать, но под строгим взглядом матери промолчала. Тут вошла сияющая Зоя Георгиевна.

– Отличный парнишка, здоровяк, активный, красивый. Можете идти знакомиться – но! – по одному, а то возбудите младенца, плохо будет спать.

– А почему он молчит? – робко спросила Тоня.

– Сейчас ему пока нечего сказать, да и занят он, ест – я дала ему детское питание, которое вы очень правильно купили. Но не волнуйтесь, он еще скажет свое слово.

Когда Киселевы уходили, Антонина, не советуясь с Иваном, твердо заявила:

– Я считаю, что ребенок должен знать свою настоящую мать, то есть я хотела сказать – женщину, которая его родила. Поэтому мы не станем делать из этого секрета, и когда он подрастет настолько, чтобы понять все, мы расскажем ему и о вас, и о бабушке. Пусть у него будут две мамы и две бабушки.

– Но как вы себе это представляете? – спросила Лариса.

– Сейчас не время обсуждать, позже разберемся, – ответила счастливая Антонина.

Когда Киселевы ушли, Елизавета Павловна спросила:

– Доченька, зачем ты так – одна мама, другая мама? Разве эта женщина заслужила, чтобы ее называли мамой? А вдруг родная кровь перевесит?

– Она его рожала, а не я, а самое для меня главное, чтобы у ребенка не возникла мысль, будто я в чем-то обманула его, он должен всегда и во всем мне верить, тогда и придет привязанность и, надеюсь, любовь.

Так решилась судьба маленького Алеши. Это случилось восьмого сентября 1972 года.

– Видишь, любимая, сегодня восьмое, мой день, и все сложилось хорошо, а дальше будет еще лучше, – обняв Тоню, произнес Иван.

– Я тебе верю, Ванечка.

Алексей рос, радовал родителей. Александра Вадимовна несколько раз в году заходила к ним, сидела или гуляла с ребенком и каждый раз бывала приятно удивлена, когда Тоня говорила мальчику: «Смотри, кто пришел, бабушка». Странное дело, у Алеши были такие же вьющиеся пепельные волосы, как у Ивана, и огромные голубые глаза. Однажды, когда Елизавета Павловна гуляла с ним в парке, незнакомая женщина, заглядевшись на красивого мальчика, сказала: «Ну просто голливудовский ребенок, настоящее солнышко». С тех пор его так и звали – солнышко.

Алеша вырос, и ему объяснили, что родила его Лариса, поэтому она его мама, а так как она очень занята, то живет он с мамой Тоней, и она тоже его мама. Ларису он почти не видел – раз или два в году, на день рождения и на Новый год. Мальчик считал, что Лариса была первой женой Ивана и после развода отдала его отцу и его второй жене. Никто ему этого не говорил, но и не разубеждал. Лариса не испытывала к нему материнских чувств, но когда в семнадцать лет он окончил школу с золотой медалью, попросила зайти и показать ей аттестат зрелости. Он исполнил ее желание и стал изредка бывать у Киселевых, а у нее появился стимул и повод гордиться, хоть и незаслуженно, сыном.

Антонина по-прежнему считала нужным внушать ему уважение и благодарность к Ларисе, называть ее мамой, что ей вполне удавалось. «Я делаю это не для нее, а для Алеши, – говорила она, когда ее упрекали в неоправданной заботе о Ларисе, – потому что если в его сердце поселится неприязнь или ненависть к ней, это иссушит, изуродует его душу, а Лариса и так сама себя наказала».

Жизнь показала, что Антонина Ивановна была права, и Алексей прекрасно понимал и ценил этот человеческий жест мамы Тони. Он любил ее и только ее считал своей настоящей матерью, только с ней всегда делился своими проблемами, точно зная, что она поймет, посоветует и будет молчать о его секретах. Отца просто боготворил и лишь в восемнадцать лет узнал всю правду. Когда Иван в безнадежном состоянии лежал в клинике, Алексей ни на шаг не отходил от него. За день до смерти доктор Пастухов сказал сыну:

– Запомни, Алеша: всем, чего я достиг, я обязан Антонине. Таких женщин, как она, за всю свою долгую жизнь я не встречал. Береги ее.

– Не беспокойся, папа, мама Тоня всегда будет со мной.

– Я тебе верю, сын…

Потом он попросил приподнять ему голову и медленно проговорил свою любимую присказку:

– «Река течет – берега остаются,

Листья падают – деревья остаются,

Птицы улетают – гнезда остаются,

Мы уходим – вы остаетесь»…