— Я тоже хочу быть счастливой, мамочка. Но не собираюсь менять себя только ради того, чтобы быть с кем-нибудь. Не могу действовать вопреки своей природе.

— Понимаю, — вздохнула мама. — Ты права.

— Вот именно. Я должна поступать так, как хочу я сама, и всему свое время. Если я живу не так, как дети твоих приятелей, это вовсе не значит, что со мной что-то не так.

— Понимаю, — согласилась мама.

— Отлично, но я хочу, чтобы ты понимала это всегда, а не только сейчас, когда ты в хорошем настроении, потому что Дейзи выходит замуж. И если через год я все еще буду одинока, тебе придется смириться и с этим. И это вовсе не означает, что я лесбиянка.

— Я знаю, что ты не лесбиянка, дорогая, — уверила мама. — Прости меня.

Дейзи приникла к нам, мы обнялись втроем, и мне стало гораздо легче. Рассчитывала ли я, что мамины придирки прекратились навсегда? Нет, но приятно сознавать, что на сегодня по крайней мере ее хватит.

Дейзи, бросив короткий взгляд на маму, лукаво подмигнула мне.

— Делайла, — начала она, — я знаю, что ты не лесбиянка, но неужели ты ни разу не попробовала, даже в колледже?

Я чуть не подавилась. Понимаю, что Дейзи сказала это, только чтобы подразнить маму, но она и не подозревает, насколько близка к истине.

— Э-э… ну да, разок, — подыграла я. — Но только выше талии, так что это не считается.

При виде того, как мгновенно побледнела мама, мы с Дейзи расхохотались и хором крикнули:

— Шутка!

— Ох, благодарение небесам! — Мамино лицо вновь обрело цвет. Затем она наклонилась ко мне: — Но даже если ты лесбиянка, Делайла, пожалуйста, помни, что я и это приму.

— Ладно, — решительно прервала нас Дейзи. — Пошли готовиться… Я выхожу замуж!

Дейзи оказалась самой прелестной невестой изо всех что я видела, в чем, впрочем, я и не сомневалась. Она не стала собирать волосы в узел или делать пышную прическу, как большинство невест, а просто свободно распустила их, что придало ей еще больше очарования. За время помолвки она буквально расцвела. Любовь ей к лицу. Стоя на небольшом возвышении в своем алом платье, я наблюдала, как дедушка ведет ее по проходу, а в глазах у него были слезы. В последний раз я видела его плачущим, когда мы с Дейзи были маленькими, а он приехал в школу, чтобы похитить нас.

Единственное, что не только удерживало меня от рыданий, но и вызывало улыбку, — утирающая глаза мама, с огромным блестящим распятием на груди. Она такая забавная, наша мамочка. Перед церемонией Дейзи накричала на нее, обнаружив, что она везде рассовала бумажки с молитвами. Одну Дейзи обнаружила в своем букете, другую — пришитой к подолу платья, и еще несколько — в декоративных букетах на столах. Куда еще их могла затолкать матушка — бог весть. (И вероятно, затолкала.) А когда в конце церемонии запели «Аве Мария», она разрыдалась и начала подпевать. Тут уж мы с Дейзи не могли сдержаться и расхохотались. Матушка Эдварда точно так же потеряла самообладание в тот момент, когда Эдвард проделал «всю-эту-фигню-с-разбиванием-стакана», как это называет Дейзи. (Благодарение Господу, оба достаточно легкомысленны.) Когда судья, руководивший церемонией, в конце концов объявил мистера и миссис Эдвард Барнетт мужем и женой, воздух огласили крики «Аминь» и «Мазл тов» и веселье началось.

Прием прошел без сучка без задоринки. Напитки лились рекой, изысканных закусок было вдоволь, а зал «Звездная крыша», с мерцающим светом звезд на потолке, огоньками свечей и охапками цветов, выглядел великолепно. Однако несмотря на общую радость, мне по-прежнему было немного печально. Когда Дейзи и Эдвард разрезали торт, я подошла к окну и выглянула на улицу. Дождь наконец прекратился.

Я вспомнила, как в прошлый раз надевала это платье в примерочной «Сакса» вместе с Колином, и совсем расстроилась. Вспомнила, какие у него сильные руки, как он застегивал молнию, как по спине бежали мурашки, и на глазах выступили слезы. И вновь я задумалась о двух десятках своих мужчин. Хотя я смирилась с мыслью, что нет смысла привыкать к тому, кого не любишь, я по-прежнему считаю, что большинство из них были ошибкой.

И тут я услышала голос:

— Никогда не видел ничего прекраснее.

Я обернулась и увидела дедушку. Он чересчур загорел, и волосы у него чересчур темные, но тем не менее все так же хорош собой. Он подошел ближе и выглянул в окно.

— Прекрасный вид, правда?

— Я вообще-то говорил о тебе, — обнял он меня за талию. — Но вид тоже не плохой.

— Спасибо, — приникла я к деду.

— Все будет хорошо. — Он крепче обнял меня. — Знаешь?

— Да, конечно. Просто я о многом сожалею. Я сделала много ошибок.

— О… ничего подобного! Просто мы совершаем выбор, у которого есть определенные последствия, только и всего.

— Понимаю, просто я все время думаю, что если бы поступила иначе, то и последствия были бы иными.

— Ну разумеется, все было бы иначе, но и ты стала бы другой. Все, что ты делаешь в жизни, дурное и хорошее, создает тебя такой, какая ты есть. И не надо выносить приговор собственным решениям, поскольку ты не можешь их изменить.

— Легко сказать.

— Верно, — похлопал он меня по плечу. — Но уж если ты решила вспоминать прошлое, то, прежде чем анализировать причины, по которым ты чего-то не сделала, припомни, почему ты все-таки поступила именно так.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что все наши поступки отчасти правильны, а отчасти нет.

— Например?

Дедушка задумался.

— Приведи мне пример какого-нибудь безумства в твоей жизни — поступка, который ты теперь считаешь не слишком благоразумным.

Я расхохоталась — с чего бы начать?

— И не ограничивай себя, — добавил он, — только потому, что я твой дед. Найди хороший пример.

— Ну ладно, — подумав, согласилась я. — Однажды я прокатилась на мотоцикле с незнакомым парнем по улицам Барселоны в два часа ночи.

Несколько секунд дедушка шумно нервно дышал. Успокоившись, сурово заявил:

— Никогда больше так не делай!

— Ты же сказал «не ограничивай себя»! (Но я все равно опустила «алкогольные» подробности.)

— Да, да, ты права. — Он взял себя в руки. — И если забыть на миг, что ты моя внучка, это хороший пример. А теперь забудь причины, по которым тебе не следовало этого делать.

— Идет, забыто.

— Держу пари, это была та еще поездочка…

Неожиданно я широко улыбнулась:

— Ой, точно, дедуля! Восторг!

— Вот! — торжествующе поднял он указательный палец. — Если уж вспоминаешь прошлое, делай это с радостью и любовью, потому что все равно ничего не можешь изменить.