Но на выходные приезжает Лайон. Они проведут вместе два замечательных дня, благодаря которым можно будет вынести даже Лоренсвилл. Кровать матери, огромная, на четырех массивных ножках и с пологом, впервые станет ложем для двух человек, которым хорошо друг с другом. Застилая ее, Анна подумала, сколько же страшных ночей провел здесь ее отец, сколько отказов получил от ее эмоционально девственной матери. «Ну, что ж, сегодня ночью тебя ожидает не один сюрприз», – обратилась она к кровати, в последний раз переворачивая толстый стеганый матрац. Та ответила ей легким поскрипыванием, будто возмущенно протестуя.

Но сейчас, нервно прохаживаясь взад-вперед по залу ожидания, Анна подумала, благоразумно ли она поступает. В Лоренсвилле все узнают, что Лайон приезжал и останавливался в ее доме. Ну и что! Продав дом, она никогда больше сюда не вернется. Будь проклят этот городишко! Наплевать, что подумают!

Послышался скрежет тормозов подошедшей электрички. Анна первой увидела Лайона. Мелкий снег падал на его черные волосы, пока он шел по перрону. Сердце словно сжалось у нее в груди; всякий раз при виде Лайона она испытывала это странное чувство. Наступит ли такое время, когда она будет воспринимать его как нечто само собой разумеющееся и жить спокойно и счастливо от одного только сознания, что он принадлежит ей? Сейчас же, увидев скользнувшую по его лицу улыбку, она опять ощутила, как ее захлестнула волна изумления оттого, что этот великолепный человек действительно принадлежит ей. Проделать такой путь до Лоренсвилла, только чтобы побыть с нею!

– Мне не верилось, что я сюда вообще доеду, – сказал он, слегка обняв ее.

– Сколько городков проехали. Боже, бьюсь об заклад, никто даже не подозревает, что в штате Массачусетс есть Рим.

– Или Лоренсвилл, – в тон ему подхватила она.

– О Лоренсвилле знает каждый: его прославила ты. На чем отправимся в обитель предков, на санях?

Она подвела его к такси. Он смотрел на открывающиеся за стеклом виды, а она уютно прижалась к нему.

– Разве не нужно сказать водителю, куда ехать? – прошептал Лайон.

– Мистер Хилл знает всех в этом городе. Если бы ты был сейчас один, он автоматически повез бы тебя в единственную здешнюю гостиницу. Лайон улыбнулся.

– А что, мне это нравится. Не то что нью-йоркские таксисты. Слушай, а ведь места здесь красивые.

– Это снег придает им такой вид. – В голосе Анны не прозвучало никакого энтузиазма.

– Когда он пошел? В Нью-Йорке стояла ясная погода. Анна пожала плечами.

– Вероятно, еще в августе. Он здесь никогда не прекращается.

– По-прежнему стоишь на своем, а? Если уж что-либо ненавидишь, то становишься безжалостной.

– Я отдала Лоренсвиллу двадцать лет. Для любого маленького городишки этого более чем достаточно. Лайон наклонился вперед.

– А вам нравится Лоренсвилл, мистер Хилл? Водитель кивнул.

– Ага. Почему бы и нет? Я родился здесь. Правильный, хороший городок. У мисс Анны это возрастное, скоро пройдет. Вот поживет здесь подольше и тогда…

– Я же говорила вам, мистер Хилл, что уезжаю отсюда насовсем.

– А я считаю, что, когда действительно подойдет время продавать старый дом, ты передумаешь. Я помню, как в этом самом доме родилась твоя мать. Бьюсь об заклад, и твои малыши тоже в нем родятся. А что? Конечно, сейчас у нас большая новая больница прямо в Вестоне, всего в восьми милях по главному шоссе. Получше, чем многие больницы в вашем Нью-Йорке. Да что вы хотите: даже из Бостона к нам присылали за аппаратурой во время эпидемии полиомиелита.

Такси прохрустело по засыпанной снегом подъездной дорожке и остановилось перед домом. Выйдя из машины, Лайон молча воззрился на здание.

– Это твой? – Он повернулся к ней, глаза его восхищенно сияли. – Анна… он такой красивый!

– Живописный, оттого что снег идет. – В голосе ее сквозила нескрываемая неприязнь.

Лайон расплатился с мистером Хиллом, поздравил его с наступающим Рождеством и прошел за Анной в дом. Она была вынуждена признать, что огонь, потрескивающий в камине, делает огромную гостиную теплой и уютной. Анна провела Лайона по всему дому и прочла в его сияющих глазах, что все ему здесь очень нравится. Она поняла, что это не просто дань вежливости, дом и в самом деле пришелся ему по вкусу.

В большой кухне они нажарили бифштексов и поужинали в гостиной у пылающего камина. Лайон настоял на том, чтобы затопить камин и в спальне. Она удивилась тому, как умело он обращался с каминным инструментом.

– Не забывай, что большую часть жизни я прожил в Лондоне, где не очень-то полагаются на центральное отопление, – пояснил он и добавил:

– Дом просто замечательный. Ты слишком привыкла к нему, чтобы достойно его оценить. Знаешь, он подходит тебе. Ты выглядишь так, словно навсегда пустила здесь корни.

– Не смей так говорить даже в шутку, – пригрозила она. – Комплиментом я это не считаю.

В воскресенье снег перестал, и они долго гуляли. Из церкви выходили люди, и их с Лайоном видела едва ли не половина городка. Анна здоровалась, но не останавливалась, спиной ощущая любопытствующие взгляды.

Когда они вернулись домой, Лайон начал растапливать камин, а Анна принесла ему хереса.

– Единственное, что смогла найти, – извиняющимся тоном сказала она. – Ни капли виски.

– Ты – падшая женщина, – он отпил вина. – Я видел, как на нас косились твои соседи. Они спросят в гостинице и узнают, что я там не останавливался. Похоже, мне придется поскорее жениться на тебе, чтобы восстановить твою честь и репутацию в этом городке.

– Мне безразлично, что в этом городке обо мне думают. Он сел рядом с нею.

– Ну хватит, моя маленькая упрямица из Новой Англии. Ты должна сдаться и признать, что этот дом действительно великолепен. Какая замечательная комната! Вот тот портрет над камином – ведь он принадлежит кисти Сарджента?

– Думаю, что да. На нем мой дедушка. Я передаю его в одну картинную галерею в Нью-Йорке. Они предлагают хорошую цену.

– Оставь его у себя. Цена со временем возрастет. – Он немного помолчал. – Анна, серьезно… никогда еще не видел тебя такой красивой, как сейчас, когда ты сидишь здесь. Ты так прекрасно вписываешься в этот интерьер и совсем не производишь впечатление, что угнетена им. Лоренсвилл, похоже, идет тебе на пользу.

– Только потому, что здесь ты, Лайон.

– Хочешь сказать, дом у человека там, где осталось его сердце… – Он притянул ее к себе, и оба стали смотреть на языки пламени. Некоторое время спустя, по-прежнему мечтательно глядя на горящие поленья, он произнес:

– И к тому же все могло бы получиться…

– Что «получиться»?

– У нас с тобой.

Она еще теснее прижалась к нему.

– Я всегда говорила, что получится. И ты точно так же мог бы прекратить сопротивление. Это неизбежно.