— До свидания, моя ненаглядная Нэн. — Я нежно прикоснулся губами к ее щеке и направился к себе в комнату.

И только услышав шум отъезжающей машины, я зашел в кабинет. Десмонд был уже там, впрочем, как и чайный поднос. Я налил чаю сначала ему, а потом себе.

— Десмонд, я очень сожалею, что идея отвезти тебя в деревню подышать свежим воздухом оказалась не слишком удачной. Только зазря проездили на машине туда-сюда. Словом, впустую потратили день.

— Вовсе нет, Алек. Я увидел твое прекрасное поместье и оценил его по достоинству.

— Боже милостивый, дружище, я вовсе не за тем тебя туда возил.

— А еще я увидел твоих замечательных мальчиков и тоже их оценил.

— Да заткнешься же ты, наконец! Что на тебя нашло?

— А еще я познакомился с твоей милой женой, которая любит тебя, и любезной мисс Рэдли, которая тоже любит и уважает тебя. И я пришел к весьма грустному заключению, что для таких чистых и добропорядочных женщин я — не более чем самый заурядный, никчемный, распутный и отверженный Господом сукин сын.

Я уж собрался было ответить, что в Голливуде он едва ли встретит чистых и добропорядочных женщин, когда вдруг, к своему ужасу, увидел, что Десмонд прикрывает ладонью глаза, чтобы скрыть слезы, капающие прямо в чашку. Я бросился к нему и ласково обнял за плечи.

— Ну, пожалуйста, Десмонд, дружище, не надо! Ты прекрасно знаешь: что было, то прошло. Тебя ждет большое будущее, ты на пороге блестящей карьеры. Только не надо всех этих целований ручек, поклонов и расшаркиваний. Ты с этим кончай и снова становись самим собой. Дружище, к черту китайские церемонии! Вспомни, кто подталкивал тебя к успеху, кто с возился тобой и чего это стоило! Неужели ты способен все бросить именно сейчас, когда мы почти достигли земли обетованной?! Неужели ты, как жалкий слабак, спасуешь перед трудностями?!

Он медленно открыл глаза и протянул мне пустую чашку.

— А ну-ка плесни мне еще чайку, ты — шотландско-ирландский католик, автор американских бестселлеров, ежедневный причастник и невероятно хороший парень. Как только я попаду в Голливуд, мои раны тут же затянутся.

— Вот это правильно, Дес. Так держать!

— И я смогу отблагодарить тебя за все хорошее, что ты сделал для своего искренне любящего тебя друга!

— Хватит, Дес! Опять ты за старое! Пей чай, а я наконец-то допью свой. Когда ты хочешь ехать в Швейцарию проведать свою дочурку? До отправления «Христофора Колумба» не так уж много времени.

— Поехали прямо сейчас.

— Не будь дураком, мой заново обретенный, укрепившийся духом друг! Если ты завтра не поленишься встать пораньше, то к вечеру я уже доставлю тебя в Женеву.

— Заметано, — сказал он и протянул мне чашку, чтобы я подлил ему чаю.

IV

На следующий день мы встали с первыми лучами солнца и сразу же отправились на вокзал Виктория. Накануне я рассчитался с миссис Палмер и отдал ей ключи от дома, чтобы она могла забирать почту и переправлять ее в Меллингтон.

Ежедневный поезд, согласованный с расписанием парохода, отправился вовремя, так же как и пароход из Дувра, отплывавший с опозданием в пять минут. Плавание через пролив прошло сравнительно легко, и уже в десять тридцать мы были на пристани в Кале, откуда отправились на вокзал, чтобы пересесть на парижский поезд. Здесь мы несколько задержались из-за погрузки багажа, но когда поезд под аккомпанемент пронзительных свистков наконец тронулся, то уже мчался без остановок. После прибытия на Северный вокзал мы сели в такси, которое доставило нас на Лионский вокзал, где у платформы уже пыхтел европейский экспресс. И точно в полдень поезд тронулся, сначала медленно, но постепенно развил вполне приличную скорость для своего почтенного возраста.

Мы позавтракали в вагоне-ресторане, где ланч так же разительно отличался от привычного английского, как отель «Риц» от «Трокадеро». У Десмонда, похоже, вообще не было аппетита, он задумчиво смотрел в окно и мысленно, несомненно, был со своей любимой дочуркой. Он без конца твердил мне слова благодарности, и мне это так надоело, что я в результате уже ничего не отвечал, а только улыбался и молча кивал. После ланча мы с Десмондом стали дружно клевать носом и окончательно стряхнули остатки сна лишь около четырех часов после чашки весьма посредственного чая. В пять тридцать пять поезд, окутанный клубами дыма, прибыл на вокзал Лозанны. Конечно, в наши дни самолеты позволяют сделать подобное путешествие детской забавой, давая возможность избежать всяких пересадок, нестыковок и лишних задержек. Но для тех лет это был, если можно так выразиться, вполне приличный результат, ибо поездка отняла у нас относительно немного времени.

По крайней мере, когда мы высадились на платформе Лозаннского вокзала, Десмонд пришел именно к такому выводу.

— Поверить не могу, что мы уже здесь, — улыбнулся он. — Что дальше?

— Возьмем такси до Бурье, это рядом с Веве. Надеюсь, нам удастся найти гостиницу неподалеку от Бурье, небольшую, но хорошую.

— Но если гостиница маленькая, там наверняка не будет свободных номеров, — заметил Десмонд.

— Ну, это мы еще посмотрим, — ответил я, решив не говорить Десмонду, что уже забронировал номер и даже получил подтверждение.

Нам удалось найти человека, согласившегося довезти нас до Бурье всего за тридцать франков. Мы ехали по весьма живописной местности: с одной стороны лежало озеро, с другой тянулись холмы, покрытые виноградниками. Солнце, клонившееся к закату, стояло очень низко, отражаясь в зеркальной поверхности озера. Мы проехали Веве, раскинувшийся на берегу озера, затем — деревушку Ла-Typ-де-Пельс (там в свое время жил и умер Курбе), украшением которой служил старинный замок. Здесь мы свернули с главной дороги на проселок, змеившийся среди лугов; она-то и привела нас в деревеньку Бурье, представлявшую собой горстку домишек на крутом склоне над озером. По другую сторону дороги виднелось увитое розами здание вокзала, а за ним — бескрайние зеленые пастбища.

— Надо же, какое чудное место! — прошептал Десмонд, когда мы подъехали к гостинице.

Гостиница, носившая гордое название «Рейн дю лак»[54], оказалась небольшим заведением без претензий, но, как мы обнаружили, действительно первоклассным. Из окон наших комнат с общей ванной открывался потрясающий вид на темно-розовые от закатного солнца заснеженные вершины Дан-дю-Миди.

— И эти изумительные просторы, о которых мы узнали благодаря госпоже Донован, — проговорил Десмонд.

Мы оба уже успели здорово проголодаться и решили пообедать пораньше. Нам отвели прекрасный столик у окна. В зале сидели исключительно состоятельные пожилые дамы, явно облюбовавшую эту тихую гостиницу. У одной на коленях восседал очень хорошо воспитанный пекинес, которого дама кормила крошечными кусочками со своей тарелки.

Обед был выше всяких похвал, особенно рыба на гриле, которая, если верить метрдотелю, «еще днем плавала в озере». Затем нам подали неизменного цыпленка, нежного и замечательно приготовленного, а на десерт — крем-карамель. И когда мы уже допивали кофе, на небо величаво выплыла луна, уже пошедшая на убыль, но еще достаточно полная и яркая, осветив нереально белым светом далекие горы.