— Чтобы ее узнать?

— Конечно.

Они опять помолчали. Потом Альфия вдруг посмотрела на Таню робко и даже беспомощно, с таким выражением, что Таня вдруг подумала про Альфию: «Вот такой она, наверное, была в детстве: нерешительная девочка с косичками».

— Знаете, — сказала Альфия, — я хочу с вами поделиться одним впечатлением. Это произошло лично со мной. Я была тогда студенткой. Один взрослый и очень умный дядька воспользовался моей влюбленностью в него. Никакого значения это не имеет, но, между прочим, он был моим профессором, психиатром. Мне пришлось сделать аборт. Так вот, мне тогда дали неполный наркоз. И я почти все чувствовала. Мне было больно… казалось, боль не кончится никогда… Но кроме боли, присутствовало еще одно странное ощущение. Я отлично помню, что, находясь частично под наркозом, я думала: «Это ад. Я попала в ад за то, что убила своего ребенка. Я заслуживаю этого наказания и буду мучиться так бесконечно». Скажите, что это со мной было? Ни до того момента, ни после я не была религиозна, в Бога не верила, я о нем даже не задумывалась. Откуда взялись в моей голове мысли об аде?

— Так подействовал наркоз. Вызвал подобие того ощущения, которое было у алкоголика Карамазова.

— Но почему именно ад? Почему мне не привиделась, скажем, война или какая-то другая катастрофа?

— Не знаю. Очевидно, подспудно подобные мысли всегда присутствуют в сознании. Вспомните, как мы привыкли говорить: «бога ради», «ей-богу», «богом клянусь», «прости меня, господи», «господи, боже мой…» — десятки вариантов.

— Но откуда они, если человек не верит в Бога?

— Ответ могут дать только язычники какого-нибудь африканского племени. Я думаю, их не посещают мысли об аде, зато они боятся какого-нибудь Страшного Вуду.

— Ну да. Так и у наших больных, бред может быть в большинстве случаев определен.

— Знаете, вера — ведь это не знание. Это — чувство.

— Любовь? — спросила Альфия.

— Любовь, — ответила Таня. Она поднялась на цыпочки на своих маленьких полных ножках и обняла Альфию.

— Вы замечательная! Спасибо вам за все!

Они нашли указанный дом очень быстро. Заехали во двор. Подошли к подъезду и нажали кнопку домофона. Никто не ответил. Позвонили консьержке.

— Кто-нибудь есть в квартире сорок пять?

— Не знаю, — подозрительно осмотрела их консьержка. — Хозяина я с утра не видела, а девушка, что у него гостит, ушла погулять.

Они переглянулись: «Будем ждать». Ираклий отвел машину подальше, в тень.

— Может, мне позвонить по тому номеру, что высветился? — Лариса достала мобильник и стала нажимать на кнопки.

— Смотри! — Ираклий схватил ее за руку. — По-моему, это они!

Из-за угла, обнявшись, выплыла парочка. В том, что парень влюблен, не было никаких сомнений: он так нежно поддерживал подругу за талию, так внимательно смотрел ей в глаза…

Они подошли поближе. У Насти в сумке раздался звонок.

— Тебе звонят, — сказал Дима.

— И пусть… — Она даже не пошевелилась.

Лариса проявляла настойчивость.

— По-моему, кто-то очень хочет тебя услышать. — Дима ослабил объятия, чтобы Настя могла достать телефон.

— Да я же сказала: плевать!

— Нет, так нельзя. Может, тебя разыскивают родители. Надо ответить. Они волнуются.

— Да они не могут знать этот номер. Это другой телефон!

Дима удивился:

— Как это другой?

Настя поняла, что сболтнула лишнее.

— Ну, — замялась она, — мне не нравился телефон, который у меня был, к тому же по нему все время звонила мама. И я купила другой. Получше.

— А откуда ты взяла деньги?

Ираклий дождался, чтобы влюбленные подошли к подъезду, и вышел из машины.

— Привет.

Следом вышла Лариса. Настя почувствовала и облегчение, оттого что прекратились расспросы про телефон (потом она что-нибудь придумает), и раздражение: «Ну почему их действительно не оставят в покое!»

— Здравствуйте, — сказал Дима и обнял Настю за плечи.

— Иди сюда, — скомандовала Лариса дочери. — Дома будем разговаривать.

Настя даже не двинулась с места.

— Давайте зайдем к нам домой, — предложил Дима.

— К кому это «к нам»?

Лариса еле сдерживалась, чтобы не залепить пощечину и дочери, и этому парню. Доктор называется! Как он посмел увезти их дочь из больницы? Он что, не понимает, что родители сходят с ума? Может, ему пора самому подлечиться?

— К нам с Настей. Она теперь здесь живет.

Ираклий вдруг сказал:

— Давайте зайдем.

Лариса с изумлением посмотрела на мужа, но тот крепко схватил ее за руку и направил за Димой наверх, а сам пошел следом за Настей, чтобы не сбежала.

Вошли.

— Раздевайтесь, пожалуйста. Проходите в комнату! — Дима искренне старался быть любезным. — Сейчас я чайник поставлю.

Ираклий сделал Ларисе знак молчать. Настя прошла в Димину комнату и осталась там. Правда, дверь за собой закрывать не стала.

— Милая, достань, пожалуйста, красивые чашки.

Дима вышел из кухни с заварочным чайником в руках. Настя сделала вид, что не слышит. Лариса видела, как дочь одетая плюхнулась в кресло и стала листать какой-то журнал.

— Отчего же чашки? — сказал Ираклий. — По-моему, надо уже бокалы доставать. Есть в этом доме шампанское?

— Нет, — растерялся Дима.

— Жалко, и мы не взяли, — вздохнул Ираклий. — Сейчас бы сразу свадебку бы и отпраздновали.

— Какую свадебку? Ты что? — одернула его Лариса.

— А что, мать? — Ираклий демонстративно обнял жену. — Не видишь, дети любят друг друга? По-моему, надо их поженить! Жить у них есть где. Муж будет с образованием — как-никак эскулап. Чем не пара? В прежние времена тот, кто девушку увез, был обязан жениться!

Настя вышла из комнаты и встала на пороге.

— А вы не слишком обнаглели вообще?

— А ты помолчи! — заметил ей отчим.

Дима стоял опустив глаза. Потом поставил чайник на стол.

— Я понимаю, как вы думаете обо мне. Пождите немного. Мы с Настей сами все решим. — Он повернулся к Ларисе и добавил: — Поверьте, со мной Насте будет лучше.

— Ну да, — Лариса скептически поджала губы. — Сделаешь ей ребенка и отправишь назад. А мы будем расхлебывать.

— Зачем вы так?

— А что? Гарантируешь, что этого не будет?

— Значит, тебе, мамочка, можно ребенка иметь, а мне нельзя? — выступила вперед Настя. Идея ей понравилась. Если родится ребенок — все будут заняты им, а не ей.