Гим поперхнулся и оглянулся на остальных, ожидая подтверждения. Монахиня продолжала жевать, уставившись в землю. Т’лин хмурился.

– Филобийская обитель примет тебя, сестра.

Старуха кивнула, не поднимая взгляда.

– И девчонку тоже.

– Заппан вам! – вскинулась Элиэль. – Я не для того бежала от красного, чтобы попасть к синему. Я не собираюсь становиться жрицей, Т’лин Драконоторговец!

– Ни одна уважающая себя богиня и так не примет тебя, егоза. Ты хочешь попасть в Сусс к своим друзьям?

– Э-э… нет. – Один из этих «друзей» – Жнец, и судя по прищуру глаз Т’лина, он думал о том же.

– Я уверен, сестры дадут тебе убежище на время Празднеств. – Т’лин сунул в рот последний кусок сыра. – А что будет потом, зависит от того, что случится за это время. Может, ничего.

Жизнь, решила Элиэль, становится очень уж похожей на тот спуск в тумане – прямо вперед, не зная, что там. Что случится после того, как она примет этого немыслимого ребенка? Тион вознаградит ее за исполнение пророчества? Или Владычица затаит на нее злобу, и ей придется провести остаток жизни в скитаниях, как Хойньок в «Проклятии Монаха»?

– Элиэль? – окликнул ее Гим. – Расскажи мне про Празднества. – В его улыбке читалась зависть. Сестра Ан заснула как сидела, уронив голову на грудь, – маленькая кучка поношенных синих одежд. Т’лин растянулся на траве, греясь на солнце.

– Идет. – Элиэль задумалась. – Ну, рассказать про все – и дня не хватит. Они всегда начинаются в бедродень, службой в храме. Не в самом городе, а поблизости. На следующий день происходит посвящение. Потом атлеты уходят в путь, и начинаются творческие состязания.

– В путь – куда?

– По Суссвейлу. Это занимает четыре дня. Они останавливаются в Тогвалби, в Филоби и в Иогби. Каждый вечер худших отсеивают. Многие сходят сами.

Голубые глаза Гима расширились:

– Почему?

– От усталости, ясное дело! В Суссленде жарко, как в печке. В Тогвалби они славят Гарварда. В Филоби им предстоит еще одна служба, посвящающаяся Иилах. Она богиня атлетов. Они проводят ночь в священной роще. – Элиэль хихикнула. – Как-то там случилась гроза, и они все попростужались! А наутро атлеты шагают в Иогби.

– А там они что делают?

– Мозоли зализывают.

– Нет, я хотел спросить, какому богу там молятся? – упрямо допытывался Гим.

Элиэль не помнила, чтобы в Иогби был какой-то храм.

– Да никакому! В Сусс можно попасть и минуя Иогби, так что я сама ни разу не бывала там. Мне так кажется, это сделано нарочно, чтобы они не мешались под ногами. Ко времени, когда эти туши возвращаются в Сусс, мы, артисты, уже заканчиваем свои выступления. Ну и кончается все, разумеется, в головадень. Присуждаются розы, и победители следуют в храм благодарить Тиона, и туда запускают уродов и калек, и бог творит чудо… Чего это ты лыбишься?

Гим вскочил и шагнул в сторону, словно любуясь пейзажем. Элиэль пошла за ним.

– Что случилось?

– Ничего, – сонно улыбнулся он.

– Нет, скажи! Я же рассказала тебе о Празднествах!

Он покраснел.

– Да ну, я просто думал, похож ли святой Тион на… на отцовскую статую Кирб’ла?

– Он вообще не может быть похож! Ты что, не знаешь? Там, в храме, вообще нет изображений Тиона. Смертный художник не может точно изобразить бога красоты!

– Но отцовская работа… – нахмурился Гим.

– Я не сомневаюсь, что она очень похожа!

Он покраснел еще сильнее.

– Чудище маленькое!

– Именно это имел в виду Т’лин, говоря о золотой розе. Сначала присуждается одна желтая роза, и тот, кто ее выиграет, стоит пред алтарем и представляет Тиона. Он вручает алые розы.

– Сам знаю! – взорвался Гим.

– Я уверена, что ты выиграешь золотую розу!

Гим стоял красный как рак. Казалось, куда уж больше! Но после этих слов Элиэль он залился пунцовой краской до корней волос. Даже его прозрачные усики стали видны на фоне этого пунцового безобразия. Элиэль была потрясена. Ей никогда еще не удавалось довести кого-то до такого замечательного румянца – словно ветреный закат на все небо.

– Чтоб тебе с горы спрыгнуть! – обрушился на нее Гим.

– Но это ведь великая честь – изображать бога. А в твоем случае это будет еще и подтверждением того, насколько велико сходство скульптуры твоего отца. Возможно, бог говорит нам, что он хочет, чтобы твой отец сам прибыл сюда изваять…

– Убирайся и не приставай ко мне, девчонка!

Ух ты!

– Но твоя красота притягивает меня, как мед – муху.

– Мух давят!

– Но от красоты никуда не денешься, и все женщины…

– О чем спор? – спросил Т’лин Драконоторговец. Он скинул теплую одежду и остался в рубахе и мешковатых джоалийских бриджах, пестрых, как стайка радужных птиц. На поясе висел меч. В ухе поблескивало маленькое золотое колечко.

– Ни о чем! – рявкнул Гим.

– Я только объясняла ему про золотую розу!

– А… – Т’лин пожал плечами. – По мне, красивая внешность не то, из-за чего стоит задирать нос. Но и стыдиться ее нечего, так что ты скоро просто вырастешь из этого. Не позволяй этой юной осе жалить тебя, парень. Да, ты как, ничего играешь на этой своей лире?

– Я сейчас покажу! – с готовностью вызвался Гим.

– Я не могу судить.

– Зато я могу, – заявила Элиэль.

Т’лин молитвенно сложил свои поросшие рыжими волосами ручищи.

– Ты держись подальше, заноза. А ты, юноша, сможешь ли ты сыграть хотя бы пару нот достаточно хорошо, чтобы тебя допустили? Не обязательно выигрывать, хотя бы участвовать.

– Думаю, смогу.

– Отлично. Это ты и сделаешь. Ты будешь нашим соглядатаем на Празднествах.

Гим нахмурился:

– Но ведь Празднества проводятся в честь…

– Тогда зачем там Жнецы? Твой бог приказал тебе спасти эту недорослую отраву, верно?

Оба посмотрели на Элиэль. Она постаралась удержаться от того, чтобы не лягнуть Драконоторговца по ляжке.

– Сдается мне, твоя ответственность за нее на этом не закончилась, – сказал Т’лин. – Мы доставили ее сюда – ты и я, – и нам надо постараться сохранить ее в живых. Или ты предпочитаешь надеяться на мастерство сестры Ан как фехтовальщицы на мечах?

– Нет, господин, – улыбнулся Гим.