class="v">55 И так она сказала: «Я Лючия;

Чтобы тому, кто спит, помочь верней,

Его сама хочу перенести я».

58 И от Сорделло и других теней

Тебя взяла и, так как солнце встало,

Пошла наверх, и я вослед за ней.

61 И, здесь тебя оставив, указала

Прекрасными очами этот вход;

И тотчас ни ее, ни сна не стало».[767]

64 Как тот, кто от сомненья перейдет

К познанью правды и, ее оплотом

Оборонясь, решимость обретет,

67 Так ожил я; и, видя, что заботам

Моим конец, вождь на крутой откос

Пошел вперед, и я за ним — к высотам.

70 Ты усмотрел, читатель, как вознес

Я свой предмет; и поневоле надо,

Чтоб вместе с ним и я в искусстве рос.

73 Мы подошли, и, где сперва для взгляда

В скале чернела только пустота,

Как если трещину дает ограда,

76 Я увидал перед собой врата,

И три больших ступени, разных цветом,

И вратника, сомкнувшего уста.

79 Сидел он, как я различил при этом,

Над самой верхней, чтобы вход стеречь,

Таков лицом, что я был ранен светом.

82 В его руке был обнаженный меч,

Где отраженья солнца так дробились,

Что я глаза старался оберечь.

85 «Скажите с места: вы зачем явились? —

Так начал он. — Кто вам дойти помог?

Смотрите, как бы вы не поплатились!»

88 «Жена с небес, а ей знаком зарок, —

Сказал мой вождь, — явив нам эти сени,

Промолвила: «Идите, вот порог».

91 «Не презрите благих ее велений! —

Нас благосклонный вратарь пригласил. —

Придите же подняться на ступени».

94 Из этих трех уступов первый был

Столь гладкий и блестящий мрамор белый,

Что он мое подобье отразил;

97 Второй — шершавый камень обгорелый,

Растресканный и вдоль и поперек,

И цветом словно пурпур почернелый;

100 И третий, тот, который сверху лег, —

Кусок порфира, ограненный строго,

Огнисто-алый, как кровавый ток.

103 На нем стопы покоил вестник бога;

Сидел он, обращенный к ступеням,

На выступе алмазного порога.

106 Ведя меня, как я хотел и сам,

По плитам вверх, мне молвил мой вожатый:

«Проси смиренно, чтоб он отпер нам».

109 И я, благоговением объятый,

К святым стопам, моля открыть, упал,

Себя рукой ударя в грудь трикраты.

112 Семь Р[768] на лбу моем он начертал

Концом меча и: «Смой, чтобы он сгинул,

Когда войдешь, след этих ран», — сказал.

115 Как если б кто сухую землю вскинул

Иль разбросал золу, совсем такой

Был цвет его одежд. Из них он вынул

118 Ключи — серебряный и золотой;

И, белый с желтым взяв поочередно,

Он сделал с дверью чаемое мной.

121 «Как только тот иль этот ключ свободно

Не ходит в скважине и слаб нажим, —

Сказал он нам, — то и пытать бесплодно.

124 Один ценней; но чтоб владеть другим,

Умом и знаньем нужно изощриться,

И узел без него неразрешим.

127 Мне дал их Петр, веля мне ошибиться

Скорей впустив, чем отослав назад,

Тех, кто пришел у ног моих склониться».

130 Потом, толкая створ священных врат:

«Войдите, но запомните сначала,

Что изгнан тот, кто обращает взгляд».

133 В тот миг, когда святая дверь вращала

В своих глубоких гнездах стержни стрел

Из мощного и звонкого металла,

136 Не так боролся и не так гудел

Тарпей,[769] лишаясь доброго Метелла,

Которого утратив — оскудел.

139 Я поднял взор, когда она взгремела,

И услыхал, как сквозь отрадный гуд

Далекое «Те Deum»[770] долетело.

142 И точно то же получалось тут,

Что слышали мы все неоднократно,

Когда стоят и под орган поют,

145 И пение то внятно, то невнятно.

ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ

1 Тогда мы очутились за порогом,

Заброшенным из-за любви дурной,[771]

Ведущей души по кривым дорогам,

4 Дверь, загремев, захлопнулась за мной;

И, оглянись я на дверные своды,

Что б я сказал, подавленный виной?

7 Мы подымались в трещине породы,

Где та и эта двигалась стена,[772]

Как набегают, чтоб отхлынуть, воды.

10 Мой вождь сказал: «Здесь выучка нужна,

Чтоб угадать, какая в самом деле

Окажется надежней сторона».

13 Вперед мы подвигались еле-еле,

И скудный месяц, канув глубоко,

Улегся раньше на своей постеле,

16 Чем мы прошли игольное ушко.[773]

Мы вышли там,[774] где горный склон от края

Повсюду отступил недалеко,

19 Я — утомясь, и вождь и я — не зная,

Куда идти; тропа над бездной шла,

Безлюднее, чем колея степная.

22 От кромки, где срывается скала,

И до стены, вздымавшейся высоко,

Она в три роста шириной была.

25 Докуда крылья простирало око,

Налево и направо, — весь извив

Дороги этой шел равно широко.

28 Еще вперед и шагу не ступив,

Я, озираясь, убедился ясно,

Что весь белевший надо мной обрыв

31 Был