– Цепень-то тут при чем?! – вновь взъярился Ермень. – Я жил в этом замке две седмицы. Сотник Гривуля с мечниками сторожат его уже три года. И ничего, Ревень! Ни тебе троллей, ни тебе ягынь, ни тебе ориков. Даже угорцы в тех местах не появляются.

– Это меня и настораживает, – вздохнул Ревень.

Боярин Ермень аж руками всплеснул от такой непроходимой тупости и непобедимого упрямства. Вы только посмотрите на этого человека! Ну, ничем его не прошибешь. Хоть кол ему на голове теши. Нет дорог к тому замку! Есть только одна узенькая тропочка, на которой двум коням не разминуться. И об этой тропочке знают кроме мечников из замка Цепень только князь Волох и боярин Ермень.

– Горы там, Ревень, понимаешь! А в тех горах обвалы не редкость.

Биармец даже на ноги вскочил, чтобы слова его прозвучали как можно весомее. Однако на Ревеня отповедь боярина не произвела большого впечатления, он по-прежнему лежал на боку и лениво поплевывал в костер.

– А много в замке мечников? – спросил словно бы между прочим Студень.

– Полсотни наберется, – вздохнул Ермень, вновь присаживаясь к огню. – Люди надежные, не один десяток лет Волоху служат. Случись там нечто из ряда вон выходящее, непременно бы сообщили князю. И придумают же такое – замок-призрак. Да я его стены собственными руками щупал!

До Угории Ермень и его спутники добрались лишь на двадцать первый день пути. Еще три дня у них ушло на дорогу до замка Цепень. Ибо, как и предсказывал Ермень, путь до него оказался труден и тернист. Биармец, хорошо вроде бы знавший дорогу, трижды ошибался в выборе тропы, а однажды едва не свалился в пропасть. С огромным трудом боярину в последний момент, да и то с помощью Ревеня, удалось сдержать взбесившегося коня. После этого Ермень в седло уже не садился. Да и горная тропа стала настолько узкой, что передвигаться по ней даже на смирном савраске было смертельно опасно.

– Ну, что я говорил?! – ткнул рукой Ермень в величественное строение, появившееся наконец на горизонте к исходу самого трудного дня пути. – По-твоему, Ревень, это призрак? В таком случае, можешь считать нас с сотником Гривулей ориками.

– Типун тебе на язык, боярин, – обиделся Ревень. – Несешь невесть что на ночь глядя.

Ермень вынужден был признать правоту мечника. Поминать в столь глухом месте нечистую силу действительно не следовало бы. А уж тем более примерять на себя ее обличье. Хорошо еще, что путники добрались до замка Цепень раньше, чем на Угорье пала тьма. В сумерках замок выглядел менее величественно, чем при свете дня, но это не помешало Студеню прицокнуть языком и покачать головой от восхищения. Цепень, конечно, уступал по величине Асгарду, но его стены могли выдержать осаду многотысячной рати, не говоря уже о том, что этой рати пришлось бы здорово потрудиться, прежде чем постучать мечами в его окованные железом ворота.

Ерменя и его спутников заметили с Приворотной башни и, скорее всего, опознали, иначе мечники Гривули не распахнули бы так беспечно ворота перед гостями. Боярин первым въехал в замок Цепень и махнул рукой мечникам, придерживавшим тяжелые створки:

– Закрывай.

Ворота заперли на толстый, в обхват, засов, а следом опустили выкованную из железа решетку. Сотник Гривуля уже спешил навстречу спешившемуся боярину в окружении десятка ближних мечников. Ермень было распахнул навстречу старому знакомому объятия, но сотник почему-то не отреагировал на его приветственный жест. А удар, нанесенный по затылку, сын Приама прозевал, он лишь с удивлением отметил частицей угасающего сознания, что ночь наступила сегодня раньше, чем ожидалось.

Очнулся боярин Ермень от тупой боли в голове и почему-то со связанными руками. С большим трудом ему удалось сесть и опереться спиной о шершавую стену. В помещении было темно, хоть глаз коли, тем не менее Ермень почувствовал присутствие рядом живого человека.

– Здесь есть кто-нибудь? – спросил он шепотом.

– Вроде есть, – отозвалась темнота голосом Ревеня.

– А Студень где?

– Я тебе про того Студеня всю дорогу намекал, боярин, а тебе словно уши заложило, – вздохнул мечник. – Это он тебя по затылку стукнул.

– А зачем? – тупо спросил Ермень. – И куда делся Гривуля?

– Гривули давно уже нет, боярин, вечная ему память.

– Подожди, – возмутился Ермень. – Я же его собственными глазами видел!

– Морок это был, боярин, – пояснил Ревень. – Как только ты упал, лже-Гривуля сразу одноглазым ориком обернулся. Говорят, что Ариман лепил их из глины по своему подобию. Если это так, то красотой титан, судя по всему, не блистал.

– А где жар-цвет? – спохватился Ермень, туго соображающий по случаю головной боли.

– Так ведь ты сам, боярин, привез его троллю.

– Какому еще троллю? – подхватился было боярин, но тут же со стоном откинулся назад.

– Не видел я его, – сказал Ревень, – врать не буду. Но Студень – это его сын.

– А почему ты раньше мне этого не сказал? – возмутился Ермень.

– Ты, боярин, забыл, видимо, кому Студень приходится братом, – хмыкнул Ревень. – Начни я про него каждому встречному и поперечному рассказывать, так мне голову разом бы снесли. Шутка сказать – обвинить княгиню Турицу, что она путалась с троллем.

– Мне бы мог шепнуть между делом, – покачал гудящей головой Ермень.

– Не было во мне уверенности, боярин. Я Студеня стал подозревать только тогда, когда он вызвался сопровождать тебя в Цепень. Сам вызвался, заметь. Никто его к этому не нудил. А ведь мог уехать вместе с княгинями Турицей и Лелей в Преслав к князю Авсеню.

Винить Ревеня было глупо и бесполезно. Тем более что он действительно пытался предостеречь боярина. Но Ерменю тогда и в голову не пришло прислушаться к байкам смурного мечника. А ведь мог бы, кажется, пораскинуть мозгами. И припомнить хотя бы нападение волкодлаков на замок княгини Турицы. Кто-то ведь снабдил их хорошими доспехами и разрыв-травой. Тогда Ермень заподозрил владыку Асгарда и рахманов в попытке отбить Лелю у ее бабки, но, видимо, ошибся. А Турица, видимо, догадалась об опасности, грозящей дочери князя Авсеня, и спрятала внучку в стране альвов, куда ни троллям, ни их сыновьям хода нет.

– Что они с нами собираются делать? – спросил Ермень.

– Убьют, – спокойно сказал Ревень. – Не знаю как ты, боярин, но я троллю служить не собираюсь.

Ерменю умирать не хотелось. Да и с какой стати? Ведь не для себя же он выкрал жар-цвет из Асгарда, рискуя жизнью. И Цепень обнаружил тоже не он, а Волох, чтоб ему пусто было. Любой другой на месте князя Себерии пораскинул бы мозгами, прежде чем лезть в чужой замок, но у сына рахмана Коломана спеси и властолюбия больше, чем ума. Неужели он не догадывался, от кого именно его матушка родила белобрысого братца? Да быть того не может! Но если догадывался, то почему послал Ерменя с жар-цветом именно в Цепень, мало ли в Биармии и Себерии потайных мест? И почему он дал ему в сопровождающие именно Студеня? Нет, неспроста все это. Далеко неспроста. Знал Волох, кому он передает жар-цвет то ли на хранение, то ли в вечное пользование. И Ерменя он подставил намеренно, отлично зная, чем для него может закончиться этот беспримерный поход. Так с какой же стати обманутый боярин должен оплачивать хитроумный замысел сына Слепого Бера собственной кровью. Нет, шалишь! Боярин Ермень не настолько глуп, чтобы отдавать свою жизнь за здорово живешь кому ни попадя.