Зато тем временем датчане умудрились снова захватить Йорк. В Девоне и Сомерсете поднималось народное восстание, а отряды из Корнуолла атаковали Эксетер и замок Монтегю, служивший резиденцией для Робера де Мортэна, блокировав подступы к тому и другому. Однако жители Эксетера, опасаясь утраты своих привилегий, если дело примет плохой для них оборот, сами весьма успешно отбивали атаки нападавших, продержавшись до прибытия Бриана де Пантьевра, который обратил смутьянов в бегство. В Монтегю же гарнизон устоял исключительно благодаря своевременному вмешательству Жоффруа де Монбрэ, прибывшего из Лондона с отрядом, сформированным из добровольцев, набранных в деревнях, через которые пролегал его путь.

Вильгельм, предоставив своим помощникам решать менее важные проблемы, направился через Ноттингем в Йорк, однако воды реки Эр, протекающей южнее этого города, снесли мост, через который он собирался перебраться. На противоположном берегу заняло позиции соединенное англо-датское войско. Нечего было и думать о форсировании реки в это время года (дело было в декабре 1069 года), к тому же в пределах досягаемости стрел и дротиков противника. Нормандцам пришлось три недели так простоять на одном месте. Противник тоже не двигался с места. Наконец, некий нормандский рыцарь, совершая объезд местности, обнаружил вверх по течению брод, пригодный для переправы, и королевское войско сумело перебраться на противоположный берег.

Йорк не реагировал. Ничто не могло деморализовать англосаксов и датчан больше, чем переправа нормандцев через Эр. Асбьёрн покинул город и отступил. Нормандское войско разделилось: часть его Вильгельм направил сторожить датчан на реке Хамбер, а с другой частью вошел в Йорк. Первым делом он приказал восстановить замки. Обратившиеся в бегство мятежники разбрелись по холмам в северо-западной части Йоркшира. Этот регион с поросшими лесом долинами между возвышенностями высотой 700—800 метров был исключительно труднодоступен в разгар зимы. Вильгельм, до предела обозленный упорным сопротивлением нортумбрийцев, видя, что применявшаяся им до сих пор тактика не приносит результата, решил преследовать и уничтожать беглецов всех до одного. Именно тогда начался этот смертоносный марш, продолжавшийся много недель подряд и оставивший у современников, хотя и успевших привыкнуть к ужасам войны, страшные воспоминания. Вильгельм отдал приказ: никакой пощады, предложений о прекращении борьбы не принимать, убивать всех до одного. Всё созданное руками людей — уничтожать. Началась реализация тактики выжженной земли в регионе, хотя и диком, но плодородном, населенном свободными крестьянами, превыше всего ценившими свою независимость.

Состоялось несколько разрозненных отчаянных сражений, а затем, казалось, прекратились не только какое-либо сопротивление, но и сама жизнь. Страна агонизировала. Нормандцы неумолимо продвигались вперед, не оставляя после себя ни домов, ни мостов, ни возделанных полей. Вильгельм лично возглавил кампанию по опустошению региона к юго-западу от Йорка, предоставив территории к северу и востоку от города своим подчиненным. Дабы подвергнуть тотальному уничтожению всё и вся, чтобы не ускользнула из рук карателей ни одна живая душа, король оставлял после себя военные посты, в обязанность которых входила окончательная «зачистка» территории.

К Рождеству весь регион на широте Йорка и Ланкастера, от Северного моря до Ирландского, превратился в пустыню: за исключением нескольких островков, случайно спасшихся от ярости нормандцев, не было и признаков жизни на площади около 180 километров в длину и 160 километров в ширину. Местные жители, которым удалось избежать избиения нормандцами, скрывались в лесах, где они тысячами умирали от голода и холода. Кое-кто пытался бежать на юг. Крайняя нужда заставляла их продавать себя в рабство, чтобы сохранить хотя бы жизнь. Только лет пятнадцать спустя среди руин тут и там стали появляться деревушки, но еще и в начале XII века повсюду можно было видеть следы этого опустошения.

Образ действий Вильгельма не объяснялся одной только жестокостью и страстностью его характера. Военная тактика XI века сильно смахивала на разбой, а восприимчивость современников к ужасам войны была не та, что у нас. Если хронисты того времени и сокрушались по поводу опустошения Нортумбрии, то лишь потому, что это было сделано столь хладнокровно и к тому же коронованным королем; то же самое, совершавшееся шотландскими и датскими разбойниками, не вызывало такого же возмущения. Вильгельм сознательно пошел на это, поскольку ситуация вынуждала его. Сравнительно малочисленные нормандцы не могли колонизовать Англию, а события последних двух лет доказали тщетность попыток сотрудничества с коренным населением. Видя, с какой легкостью англосаксы клянутся и нарушают свои клятвы, нормандцы сделали так, что новый мятеж стал физически невозможен. Выбившись из сил и не видя иного способа решения проблемы, Вильгельм сознательно пошел на совершение этого казавшегося ему неизбежным зла.

Крайне жесткие меры, к которым прибегнул король, предназначались для непримиримых, к тем же, кто готов был договариваться, и в разгар этой борьбы не на жизнь, а на смерть он проявлял иное отношение. Однажды перед ним предстал Вальтеоф, отличившийся при избиении нормандцев в Йорке, и стал умолять о милости; Госпатрик прислал своих людей, предлагая вновь принести присягу на верность; его примеру последовали Эдвин и Моркар — и Вильгельм всем им возвратил свое благорасположение. Наверное, до отвращения пресытившись насилием, он вдруг ощутил потребность в дружбе, которая всегда была его слабым местом, наиболее гуманной чертой его характера. Он восстановил Госпатрика и Вальтеофа в их должностях, более того, согласился отдать в жены Вальтеофу свою племянницу Юдит[31]. К Асбьёрну, по-прежнему находившемуся на реке Хамбер, он направил секретное послание, предлагая ему мирное соглашение: датчане воздерживаются от каких-либо враждебных действий в отношении нормандцев, а король гарантирует им (разумеется, за счет англосаксонских крестьян этого региона) продовольственное снабжение до конца зимы и немалую сумму денег в придачу. Асбьёрн принял условия договора. Нортумбрия была окончательно сломлена.

Мятежи прекратились — Англия потеряла слишком много крови. Нормандцы крепко держали в своих руках все сколько-нибудь значительные города, за исключением одного — Честера, оказавшегося на периферии завоевательной политики Вильгельма и сохранявшего после 1066 года свою независимость, продолжая жить под управлением собственных англосаксонских начальников. Привести его к повиновению тем более было важно, что он контролировал северные подступы к кельтским территориям.

И в январе 1070 года Вильгельм вновь дает команду выступать в поход. От Йорка до Честера от 150 до 200 километров пути по холмам, долинам и болотам, по пересеченной местности, почти полностью лишенной дорог. Вдобавок ко всему дождь лил как из ведра. На этот раз войско заартачилось. Наемники из Анжу, Бретани и Мэна устали от этих бесконечных маршей, караульной службы в замках, от холода и прочих тягот военного времени; они требовали, чтобы их наконец-то отпустили, заплатив, что полагается, за ратные труды.