старлей. Да, что ж это такое! Они что специально за кустами прятались, пока мы здесь жилы рвали? Нет, они не прятались. Пока я был в отключке, прошло около часа. За это время из Коссово вернулись три наших Опеля с боеприпасами, и вместе с ними прибыло подкрепление. Со стоном я отодрал себя от земли, шагнул к капитану и отдал честь:

— Здравия желаю. Я командир группы специального назначения старшина Батов. Представьтесь, пожалуйста, товарищ старший лейтенант госбезопасности.

— Развели тут, понимаешь, анархию, — одутловатый тип, снял фуражку и протёр платком её изнутри и блестящую от пота лысину, — ты, старшина, совсем за порядком не следишь.

— Я, кажется, поздоровался и попросил представиться.

— Что-то ты слишком борзый для старшины, — он раздражённо дёрнул плечами.

— Для глухих и тупых повторяю, представьтесь! — я повысил голос, смерил его тяжёлым взглядом и моё лицо окаменело.

— Старший лейтенант госбезопасности Ламинский, начальник особого отдела полка, — от злости и важности он будто раздулся, — ты почему за бойцами не смотришь?

— Тыкать не советую, я с вами свиней не пас. Документы!! — рявкнул я.

— Что-о! Да, я тебя…

— Рота! Боевая тревога! Ко мне!

Со всех сторон раздался треск веток и валежника, и вокруг стали собираться мои бойцы. Толпа быстро росла и плотно окружала нас с гебешником. Он затравленно озирался, то хватаясь за пистолет, то, застёгивая кобуру. Скоро образовался круг плотно стоящих спецназовцев. Все они недавно вышли из боя, были покрыты копотью, кровью и пылью, и все до одной головы были покрыты головными платками. Я протянул руку:

— Документы!

Старлей, не спеша дрожащей рукой с трудом расстегнул клапан кармана и резко протянул удостоверение. Я раскрыл и громко прочитал:

— Ламинский Сергей Фёдорович. Старший лейтенант государственной безопасности. Начальник особого отдела 61 полка. Все слышали? Кто-нибудь знает этого человека? Нет? Давайте сюда вновь прибывших бойцов. Так, бойцы, кто-то из вас знает этого командира. Что? Особист полка? Уверен? Хорошо. Свободен. Личность установлена. Держите удостоверение, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Извините за беспокойство. Рота, разойдись!

— Ты… вы что себе позволяете, старшина? Какое ты… вы имеете право…

И тут я не выдержал. Сорвался. Хрен с ним. Что будет, то и будет. Я крепко схватил его за рукав и поволок через кусты к тому месту, где прошлый раз дрались врукопашную. Времени не было убрать две сотни немецких трупов. Я дёрнул хама за рукав и прорычал:

— Вот здесь я получил это право!

Потом потащил упирающегося побледневшего особиста через растерзанный взрывами березняк и через три десятка метров выволок его на линию окопов, за которыми открылась вся панорама поля боя. Тут и там виднелись части втоптанных в землю тел, где спина, где сплющенное лицо, где кисти рук под цвет земли. У ног старлея из-под кучи выброшенной взрывом земли торчали две подошвы немецких сапог и рука.

— И здесь я получил это право! — я отпустил сомлевшего капитана, и, отряхнув руки, стал глядеть на раскинувшееся от края до края забрызганное кровью и дерьмом месиво из голой горелой земли, железа и бывших людей. Неподалёку лежал безрукий труп с вывернутой вбок головой. У другого на отвратительно искажённом лице застыли красные пузыри. У меня самого по спине пробежали мурашки и начало потряхивать. Обернулся я на звуки рвоты. Старлея буквально выворачивало наизнанку. Поблизости стояли его бойцы и многих из них тоже рвало.

— Смотрите, товарищ старший лейтенант госбезопасности, смотрите. Всё, что вы видите, сделали те самые бойцы, которых вы начали строить. Они прошли через ад и победили, а вы пришли сюда опоздавшими и не имеете права голоса.

— П-прос…тите, стар…шина. Отой…дёмте. — он судорожно втянул воздух, и его лицо исказили ужас и отвращение.

В стороне бледный, как смерть, старлей отдышался и с трудом проговорил:

— Я такого даже представить не мог. Нигде о таком даже не услышишь. Я был не прав. Понимаете, меня срочно отправили сюда, ничего не объяснив. Ваши машины загрузили боеприпасами, а мне дали сборную полуроту и приказали двигаться на помощь заслону. Даже не предупредив, что здесь такое…

— Ладно, товарищ старший лейтенант госбезопасности, забудем. — Я начал осторожно спускать конфликт на тормозах, мысленно ругая себя за несдержанность. Плохо, начал терять хватку. Поистине, век живи, век учись. — Сколько с вами бойцов?

— С водителями шестьдесят пять человек. Через час подойдёт батальон с усилением, потом ещё.

— Хорошо. Мои люди смертельно устали. Три атаки за день. Да и вчера целый день воевали. Занимайте и обустраивайте окопы. Ставьте посты и наблюдателей. Организуйте отправку убитых и раненых в Коссово. Но все наши машины попрошу сразу же вернуть, они причислены к управлению 10 армии. А пока я снимаю роту с позиций на отдых, если что, присылайте вестового. Успешной службы, товарищ старший лейтенант госбезопасности.

Я отдал честь и вернулся к своему осиротевшему НП. Никого не хотел озадачивать и тревожить. Но оставались дела неотложные. Получив от взводных сведения, я попросил их помочь с эвакуацией раненых десантников и приказал отвести людей на отдых.

На северном краю колхозного двора, на берегу перед прудом возвышались два старых кряжистых дуба в окружении десятка берёзок. Под сенью тех деревьев я и предложил разбить лагерь. Больше часа потребовалось, чтобы изо всех закоулков собрать роту вместе с оружием и снаряжением. Потом чуть в сторонке на самом высоком месте мы похоронили нашего связиста скромного, исполнительного и внимательного Курянина Вячеслава Сергеевича. Царствие ему небесное, ибо славен и свят воин положивший живот за други своя.

Вокруг разлилась вечерняя тишина. От усталости руки уже отказывались повиноваться, и глаза закрывались сами собой, но, кряхтя, как старик, я уселся на подножку машины и принялся заполнять боевой журнал. В конце написал: «В сводной группе 27 раненых из личного состава приданного танкового десанта, из них 11 тяжело. В бою смертью храбрых пали старший лейтенант Симонов, лейтенант Батура, лейтенант Кожин, лейтенант Аватесян, красноармеец Курянин и 48 бойцов из приданного подразделения». Только глубоким вечером в сумерках я, наконец, закончил со всеми неотложными делами. Нестерпимо хотелось есть и спать, но больше спать. Двигаясь, как сомнамбула, я проверил посты и, едва шевеля руками от дремотной слабости, замотался в плащ-накидку, и рухнул на тёплую землю, заснув буквально на лету.

Очнувшись утром, я высунул лицо из плащ-накидки, прислушался и сначала испугался, что оглох. Но потом чуть в стороне протрещала сорока и свистнула какая-то пичуга. Слава богу, не оглох. А что случилось? Случилась