– Преставился Неждан. Упокой, Господи, его грешную душу, – крестясь, ответил Демьян.

– Где раненых разместили?

– Боярина в его покоях, семейных женки разобрали по домам, а холопам избу отвели отдельную. Неча им в людской валяться. Семен дома лежит. Встанет еще нескоро. Слаб очень.

– А боярин Маслов? – поинтересовался Андрей здоровьем друга.

– Так бог миловал. С седмицу как встал. Но слаб еще.

– Давай, помоги Спиридону с разгрузкой, – отдал распоряжение Андрей.

– Поел бы с дороги, княже. Банька истоплена, – предложил Демьян.

– Успеется. Пойду я, – Андрей забрал у Демьяна поводья и лихо вскочил в седло. На берегу собралось почти все население усадьбы. Ратники, вернувшиеся первым рейсом, жены, дети. Все радостно гомонили, обнимались. Событие-то какое: из похода вернулись. Живыми и здоровыми. Тем, кому повезло, а кому не повезло – значит, судьба им такая. Фатализм.

Костя встречал Андрея на крыльце. Стоял, опираясь на палку. Увидев Андрея, обрадовался, отбросил палку прочь и, чуть шатаясь, ринулся навстречу, широко раскинув руки. Друзья обнялись.

– Костя, как здоровье? – поинтересовался Андрей у друга.

– Бог милостив – жив остался, – боярин трижды перекрестился. – Как добрались? Давай сказывай, не томи.

– Нормально добрались. Лошадей и скотину к тебе в вотчину перегоняют. А все остальное из твоей доли я сюда привез. Поправишься – заберешь. Пока в амбары сложим.

– Да бог с ней, с добычей. Расскажи лучше, как усадьбу брал?

– Эх, Костя… Послушался я тебя… Поляк тот продал свою жизнь дорого. Столько людей потеряли… Слышал, наверное, что у боярина Ивана один из боярских детей погиб? Переживает Иван. Говорит: самый лучший боец погиб. А нам с тобой как теперь быть? Ну как призовет князь на службу, что тогда делать станем? С кем идти? Усадьбу без охраны не оставишь. А у меня почитай половина раненых да убитых немало. У тебя и того больше.

– Ты-то чего переживаешь? Ты же литвинских полоняников в дружину взял. Не переживай так сильно. Новых холопов наберем али вольных возьмем во двор свой. – Костя не выглядел сильно опечаленным гибелью своих холопов.

– Новых холопов воинскому делу учить и учить. Сам знаешь, чего стоят новички.

– Пустое все, – Костя беспечно махнул рукой. – Раньше зимы в поход не призовет нас князь. А до того срока поправятся раненые, и новых набрать успеем.

– Коли так… Давай отдыхай, Костя, сил набирайся. Я пойду, Семена проведаю.

Андрей нашел Семена лежащим на широкой лавке. Парень был еще очень слаб. Стрела не задела ничего важного, но крови потерял Сенька изрядно. Помимо стрелы, свалившей парня, были еще несколько резаных ран от ударов саблей и пара вполне безобидных синяков. Вроде бы в доспехе отменном был, а все одно – достало литвинское железо.

Вечером устроили пир горой, по случаю счастливого возвращения. Столы, накрытые прямо во дворе, на свежем воздухе, ломились от яств: присол щучий, уха из карасей, уха из живых карасей, приготовленная в огромной сковородке, капуста ленивая, капуста шатковая, щуки жареные, рыжики холодные, рыжики топленные в соку, рыжики студеные, грузди холодные и топленные с соком, грузди гретые, пироги круглые из щуки, пироги долгие с рыжиками, пироги капустные, пироги косые с сыром, пироги долгие с луком, пироги подовые с яйцом, пироги пышки, пироги круглые с яблоками, пироги подовые, пироги карасьи, каша с огурцами, каша крутая на сковородке, каша с отваром, манты, сбитень, кисели клюквенный, холодный с сытой, горячий с патокой, холодный со сливками, жареная телятина, зайчатина, две туши кабана, зажаренные целиком, и много еще чего стояло на столах.

Боярин Маслов напрочь забыл о своей ране, веселился по полной. Холопы, слуги вольные, дворяне и их государи – все сидели за одним длинным столом, поставленным во дворе. Вино лилось рекой, мед пили бочками. Потом, кого еще ноги держали, отправились в баню. Боярин Маслов по традиции упился вусмерть и спал прямо за столом, положив под голову серебряный кубок, взятый в литовском набеге.

Андрей оставил дружескую попойку, в которую превратилось пиршество, и, подхватив под руки дочерей Спиридона, перебрался с их помощью в ложницу, ну, в спальню по-нашему. Каким бы пьяным Андрей ни был, он не забыл о приготовленных подарках. Андрей облачил девушек в горностаевые шубки с бобровыми ожерельями. Меховые ожерелья пристегивались к шубке пуговицами из изумрудов. К шубкам прилагались теплые рукавички с меховым исподом и опушкою, запястья рукавичек унизаны жемчугом и драгоценными камнями, и вышиты волоченым золотом. Когда восторги поутихли, Андрей вручил каждой из девушек по серебряной шкатулке. Девчата не утерпели, тотчас откинули крышечки и, повизгивая от радости, доставали подарки. Каждой Андрей приготовил по паре изящных заносок[105]из серебра и золота, жуковины[106]с лалами и яхонтами, жемчужному ожерелью, а также по три десятка рясок[107]с лалами и яхонтами. Андрей понимал, что очень балует своих девчонок, такие подарки впору делать боярыням и княжнам, а не простолюдинкам. Каждая из сестер получила подарков больше чем на двести рублей. Сумма огромная по нынешним временам, просто сумасшедшие деньги! Одни рукавички купец оценил московской деньгой в сорок рублей каждые.

– Перлы![108]Жуковины! – с восторгом девушки нанизывали перстеньки на тонкие изящные пальчики и рассматривали ожерелья. Каждое украшение – в три нитки, унизанные крупным жемчугом. На каждой нитке по две запонки с яхонтами, лалами и изумрудами.

Утром князь проснулся уже один. Мать девчонкам спуску не давала. За хозяйством пригляд нужен. Девушки, конечно, сами не работали, у каждой в подчинении по десятку холопок. Среди слуг княжеских появились чашник, постельничий, стольник. Но за всем и всеми нужен был хозяйский пригляд. Андрей бездельничал, валяясь на мягкой перине, когда сестрички объявились вновь в сопровождении нескольких дюжих парней, затаскивающих трофейные тюфяки и подушки с одеялами.

– Эй, стойте! – Андрея как ветром сдуло с кровати. – Это еще зачем? – спросил князь, глядя на горы постельных принадлежностей.

– Как зачем? – искренне удивилась Прасковья.

– У меня же есть все, – Андрей пытался протестовать, но Катерина отодвинула князя в сторону и аккуратно сложила на лавку одеяло из шкурок горностая, обшитое атласом, с гривой[109], по атласу унизанной жемчугом и драгоценными камнями; изумрудами и лалами, кайма опять же вся унизана крупным жемчугом и опушена черным бобром.