А потом, совершенно неожиданно, сквозь туман, окутавший ее рассудок благодаря игре его губ и языка, до Кэролайн все-таки дошло, что его рука снимает с нее панталоны! И Кэролайн нисколько не встревожилась. В эти минуты весь остальной мир утратил для нее значение: Жаклин, Херст, ее мать…

И когда он погладил ее там, в том самом месте, где гладил вчера… в общем, она даже и не подумала возражать. Да и с какой стати она стала бы возражать, если его ласка была такой осторожной, такой своевременной и правильной? Она и сама хотела именно этого: чтобы он ласкал ее там. Никогда в жизни Кэролайн не хотела ничего так страстно. Правда, она не удержалась от сдавленного стона, почувствовав там его пальцы…

Но тут случилось нечто настолько ошеломляющее, что Кэролайн мигом слетела с небес на землю. Потому что стоило ей пошевелиться, и она ощутила, как некий твердый предмет с силой уперся ей в бедро, топорща ширинку на его тонких элегантных брюках. Окутанный туманом рассудок пронизала вспышка мрачного озарения. Она сообразила, что происходит с ними на самом деле. Подумать только, до чего она дошла! Ведь Брейдену достаточно было расстегнуть несколько пуговиц на брюках, чтобы устранить последний барьер, мешавший им заняться тем же самым, чем недавно занимались Жаклин и Херст, уединившиеся в гостиной леди Эшфорт…

И тогда с хриплым рыданием она оттолкнула Брейдена что было сил и закричала:

— Отпустите меня!

Брейден подумал, что сделал ей больно — хотя и не представлял, каким образом, — и моментально подчинился. Но по тому, как проворно она вскочила на ноги, ему стало ясно, что с Кэролайн не случилось ничего страшного — во всяком случае, в физическом плане.

— О Господи, — запричитала она, дрожащими руками приводя в порядок свою одежду. — О Господи, Господи, Господи…

Брейден вынужден был сесть на качели, чтобы справиться с головокружением. Его сердце чуть не выпрыгивало из груди, он дышал глубоко и часто, как спортсмен после тяжелого забега. И как главное напоминание о совершенной им промашке, в паху болезненно пульсировал переполненный кровью член.

Таким путем он никогда ее не получит. Как угодно, только не так. Но додуматься до этого следовало раньше.

Задыхаясь, он всматривался в ее лицо в сгущавшихся сумерках. Солнце давно скрылось за горизонтом, но над садом плыла молодая луна, превратившая ночное небо в волшебный синий бархат.

Он понимал, что сделает этим только хуже, но слова сами вырвались из его груди.

— Он вас не любит, — сказал он. — И вы тоже не любите его. Так почему же…

— Я уже сказала вам почему! — Она шагнула вперед и для пущей убедительности сопроводила слово «сказала» отчаянным тычком кулака ему в плечо. Удар был не настолько силен, чтобы причинить ему боль, но все же это помогло Брейдену отвлечься от проблем с неутоленным желанием.

— Да, конечно, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Томми!

— Вот именно — Томми! А кроме того… — Она сердито встряхнула головой, и этого было достаточно, чтобы из ее прически разом вывалились все шпильки, и тяжелые волосы рассыпались по плечам. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы сказать ему правду. О том, что она только что поняла. Это было бы слишком унизительно. Но пусть он знает хотя бы часть правды! — Кроме того, я сегодня видела леди Жаклин… Брейден кубарем слетел с качелей, в один миг оказавшись на ногах.

— И что? — нетерпеливо вскричал он. — Что она вам наговорила?

— Она считает… — пролепетала Кэролайн, обращаясь к собственным туфелькам, поскольку встретиться с ним взглядом было выше ее сил. — Она считает…

Он приказал себе не впадать в панику. Нормальному человеку не дано угадать, что могло прийти в голову Жаки. Эта женщина была способна на любую ложь. Но слишком чудовищный поклеп наверняка отвратил бы от него такую чистую душу, как Кэролайн. Девушка вообще не захотела бы иметь с ним дело — не говоря уже о том, что случилось только что на этих качелях.

— Скажите, что она вам наговорила? — повторил он.

— Она сказала… Ах, Брейден… Разве вам и так не ясно? Если мы сделаем это… ну, в общем, мы станем не лучше, чем она!

Он с облегчением перевел дух. Вина. Ее мучает чувство вины. Жаклин ничего ей не сказала. Кэролайн сама взвалила на себя вину за них обоих.

— Ну так что же? — пожал он плечами. — Милая, напрасно вы из-за этого переживаете! Что бы она ни сказала — ею двигала самая обычная ревность. Она наверняка заметила, как я на вас смотрю. И не могла не догадаться…

Кэролайн в отчаянии отвернулась и заломила руки.

— Да как вы не понимаете? — возмутилась она. — Кем после этого стану я? Ужасной, чудовищной притворщицей! Мы с вами ведем себя ничуть не лучше, чем Жаклин и… и ее любовник! А может, даже хуже, потому что Жаклин и… тот мужчина наверняка влюблены друг в друга. Может быть, они идут на поводу у необузданной, безумной страсти, с которой невозможно бороться!

— А мы?.. — Он вопросительно поднял бровь.

— Мы всего лишь играем в игры, — буркнула она, обращаясь к зеленой лужайке.

— Стало быть, по-вашему, это не более чем игра? — задумчиво протянул он.

«Только не для меня!» Эти слова так и рвались с ее языка. Но язвительные высказывания леди Жаклин были еще слишком свежи в памяти. Игра, забава. Для него это не более чем захватывающая игра. А Кэролайн оказалась слишком наивна, слишком неопытна, чтобы догадаться об этом раньше. Она позволила себе поверить ему и влюбиться и теперь навеки останется с разбитым сердцем.

Бедняжке едва хватило сил посмотреть на него и не разрыдаться.

— А как по-вашему, — спросила она, — это следует называть? Разве мы с вами… любим друг друга как безумные?

— А разве нет?

Вопрос прозвучал очень тихо, и в первый момент Кэролайн показалось, что она ослышалась. Как будто кроны деревьев у них над головами прошелестели этот вопрос, а не его низкий, раскатистый бас.

И тем не менее это говорил он. Безусловно, это мог быть только он. Она видела это по тому, с каким жадным нетерпением Брейден ждал ее ответа. Она видела это по тому, как он подобрался всем телом, словно готовясь к прыжку. Словно ждал одного ее слова, чтобы кинуться вперед, схватить ее в охапку и заставить почувствовать… почувствовать себя… Кем же он хотел заставить ее себя почувствовать?

И вдруг ей стало страшно. Так страшно Кэролайн не было ни разу в жизни. Ибо достаточно было трех коротких слов «А разве нет?», чтобы ее мир, и без того утративший с его помощью свою незыблемость, закачался и рухнул, лишив ее возможности отличить верх от низа, день от ночи и добро от зла…

Но вдруг мир снова обрел устойчивость и ясность, потому что именно в этот момент Силвестер Грэнвилл вышел из библиотеки на террасу, спускавшуюся в сад.

— Брейден, мальчик мой! — позвал он. — А, вот ты где! Я сбился с ног, разыскивая тебя! До меня дошел новый слух о том, что пожалование тебе дворянства — дело решенное! Но что я вижу? Ты там не один? Кто это с тобой? Леди Жаклин?