Кирилл потянулся за кепкой – и на полочке для головных уборов вдруг нащупал мягкий кожаный задник. Неосторожное движение – и вторая туфля свалилась прямо на голову, больно стукнула по макушке.

Ну не мама же, учительница с тридцатилетним стажем, так оригинально шутит?!

* * *

– Эй, смотри, куда идешь!

Кирилл дернулся и поднял глаза.

Он возвращался от Иры. Малыш устал, капризничал, никак не желал засыпать; наконец Ира попросила прощения, пообещала завтра подойти к школе, и они расстались.

Угораздило же по дороге снова засмотреться на обувь! Сперва – на кирзовые сапоги молоденького солдатика, потом на слоновые, на огромной платформе, сапоги-чулки какой-то модницы, потом на войлочные полусапожки старушки с продуктовой сеткой. Вслед за старушкой он влез в троллейбус, не посмотрев на номер…

И вот – чуть не столкнулся с грузчиком на задах большого гастронома.

Что за магазин? Что за улица? Опять?!

Он обогнул пятиэтажную «хрущевку»: так и есть. Чужой район – новостройки, молодые деревца, канал с горбатым мостиком. Красиво. На мосту стояла женщина в ярко-бирюзовом блестящем плаще. Глаза у нее оказались такими же бирюзовыми и блестящими. Она смотрела на Кирилла, чуть улыбаясь краешками мягких напомаженных губ. Кириллова ровесница, возможно, на несколько лет старше; в руке она держала книгу на английском, и палец с коротко остриженным ногтем служил закладкой.

Имя автора – «J. R. R. Tolkien» – ничего не сказало Кириллу.

Над женщиной висело облако духов. Подобного запаха Кирилл никогда не слышал; ни у мамы, ни у завучихи, ни у единой из знакомых ему женщин такого запаха не было и быть не могло. Ветер относил аромат прочь от моста, но облако возрождалось вновь.

– Добрый день…

– Вы кто? – спросила она, и улыбка ее внезапно пропала. – Как-то вы появились… подозрительно кстати. Вы кто?

* * *

После шестого урока Ира ждала его на школьном дворе. Темные тени вокруг ее глаз сгладились; среди толпы школьников она казалась такой же ученицей, только без формы, сияющей, счастливой ученицей. До самой остановки они не смели взяться за руки – школа! Все смотрят! И только усевшись на заднее сиденье троллейбуса, обнялись.

– Я так соскучилась, – виновато призналась Ира. – Я просыпаюсь и думаю: неужели это случилось? Неужели это со мной и это не сон?

Кирилл держал ее за тонкое запястье. Смотрел в окно; в стекле отражались бирюзовые глаза женщины по имени Алиса.

У Алисы имелся домашний телефон. Скомканная бумажка на дне Кириллового кармана.

* * *

– Хватит! Я сказал, хватит!

Туфли стояли посреди комнаты, сцепившись шнурками, будто держась за руки.

– Хватит! Мне достаточно одной любимой женщины! Две – это много, вы понимаете?!

Мамы не было дома. Кирилл сам себе напоминал персонажа комедии; свои увещевания туфлям он перемежал нервным смехом и питьем «Миргородской» минеральной воды.

– Я больше вас не надену, – заявил он наконец. – Дурак! Мог бы и раньше догадаться… Я вас больше не надену!

И вздохнул с облегчением.

* * *

– Алло, – сказал голос в трубке.

– Добрый день, Алиса. – Он пугливо оглянулся на дверь учительской. – Это Кирилл…

– Я узнала, – серьезно отозвался голос. – Что вы делаете сегодня вечером?

– В основном проверяю тетради…

– Да бросьте вы, доставьте детям радость, проверите потом… Как насчет чашечки кофе?

– Я…

В учительскую заглянула директриса. Кого-то искала. Не Кирилла.

– Одну минуту, – сказал Кирилл в трубку.

– Перемена закончилась, Кирилл Владимирович, – холодно сообщила директриса.

– У меня сейчас окно, нет урока. – Кирилл вежливо поднялся со стула.

– Ах, у вас окно. – Директриса вплыла в учительскую, как медуза в аквариум. – О, какие у вас туфли… Импортные?

Покрываясь потом, Кирилл взглянул на свои ноги. Черные туфли поблескивали, будто натертые бархаткой.

Он отлично помнил, что сегодня утром надевал тупоносые «рабочие» ботинки.

* * *

Ира встречала его у школы. Что такое, ведь сегодня они не договаривались!

Он выбрался через заднее крыльцо. Пролез через дыру в заборе, как мальчишка. Кто-то обязательно доложит завучихе… Ну и черт с ними!

Бедная Ира. Как она огорчится…

«Один раз, – говорил себе Кирилл, убегая в противоположную от остановки сторону. – Один раз, только один раз выпью кофе с Алисой. И все. Алиса сильная… А если я брошу Иру – это грех на душу, тяжелый грех… А двух сразу любить я же не могу?..»

Он остановился, переводя дыхание. «Не могу… Почему не могу? Что за сила запрещает мне любить двух? Пусть я женюсь на Ире. Это справедливо. Я ее люблю. Я усыновлю ее Кирюшку. Пусть будет нормальная семья. Пусть Ира поступает в универ, хоть бы и на вечернее…

Но с Алисой я же не расстанусь? Что мне мешает любить одновременно Алису?..»

Он споткнулся о выступающий из земли кусок строительной арматуры. Чуть не упал. Огляделся – и здесь стройки. Новый стадион, рядом теннисные корты, малышня с ракетками, лет по восемь-девять, не больше… Сделал шаг, другой. Подошел вплотную к железной сетке, отделяющей рыжий корт от недавно заасфальтированной дорожки.

– Замах – удар! Ну-ка, еще раз, слева: замах – удар! Смотрим все на мяч… Вадик, выше ракетку!

Тяжелое предчувствие – счастливое предчувствие – ужасное предчувствие – накрыло Кирилла, будто суповой крышкой. Девушка, одетая в короткую белую юбку, в белой тенниске, с широкой лентой-»резинкой» на черных волосах. Она стояла в нескольких метрах, командуя малышней твердо и вместе с тем по-дружески, как любил и умел это делать сам Кирилл.

– Справа! Слева! Замах – удар! Потянуться за мячом! И снова в стоечку! Так, хорошо! Теперь разобрали мячи и стали вдоль стеночки, постучали…

Строй детей рассыпался. Кирилл глядел, как во множестве мелькают зеленые подошвы китайских кед.

Потом увидел прямо перед собой – за железной сеткой – белые брезентовые туфли. Белые носки. Белые ноги, мускулистые, с круглыми крепкими коленками. Подол коротенькой теннисной юбочки…

Перехватило дыхание. Кирилл ухватился за железную сетку – как узник или как зверь в зоопарке.

– Вы что-то хотели спросить? – весело поинтересовалась девушка. Тяжелая грудь колыхнулась под белым сатином тенниски.

– Да, – сказал Кирилл обреченно. – Как вас зовут?

* * *

Босоножки безнадежно порвались. На старых туфлях лопнула подошва. Даже кеды просили каши. Вся, буквально вся обувь Кирилла – кроме черных туфель, естественно, – в один день пришла в негодность по разным естественным, хотя и обидным причинам.