Еще, слава богу, остались хоть какие-то навыки. Многое – кавалерийский аллюр, фехтование и прочее – помнило тело, кое-что – манеры и французский язык – мозг. Однако вот что касаемо поэзии… Дэн даже холодел – а вдруг больше не получится сочинять?

Однажды, в белесый финский вечер, попробовал – набросал кое-какие строчки в заветную поэтическую тетрадь…

И – странно – буквы словно сами собой ложились на бумагу, перо скользило легко и привольно…

– Пишете, Денис Васильевич? – благоговейным шепотом спросил сменившийся с караула корнет. – А это… прочтете?

– А что, Антон Иванович… Хочешь послушать? – Дэн невольно улыбнулся – слишком уж восторженный был у мальчишки вид.

– Хочу! – сняв кивер, тряхнул светлой челкой корнет.

Сказал, и тут же смущенно прикрыл веки, застеснялся, словно девушка:

– Если, конечно, можно…

– Да почему ж нельзя?! Слушай…

– Разлюбить неразлюбимую! – выслушав, шепотом повторил Тошка. – Эко вы сказали… Славно! А можно… Можно мне эти стихи в свою тетрадку переписать?

– Да переписывай, брат, чего уж!

– А как они называются? Кому… ой! Я, верно, не в свои дела лезу.

Мальчишка снова смутился, и бравый гусар, потрепав его по плечу, задумчиво склонил голову:

– Называются… Ну, скажем – подражание Горацию. А кому? Хм… кабы точно знать… Эх, Антон Иваныч, кабы ты знал, как мне картошки с белыми грибами хочется!

– Ну, белых тут полно, – невольно улыбнулся Тошка. – А вот кар-то-фель… С грибами? Его же с сахаром едят! И то по большим праздникам. Насколь знаю, хоть матушка Екатерина и приказывала сажать «земляные яблоки», а крестьяне-то его не очень любят и сажают редко.

Корнет потянулся и, прикрыв рот рукою, зевнул:

– Хотя у финнов, говорят, растет кое-где. Я даже сам как-то видел… уже побеги взошли.

– Так-так-так! – потер руки Денис. – А ну-ка, брат, припомни – где? Может, картошечки-то сладим. Тем более сейчас у нас август… уже клубни есть, пусть и молодые… Ну? Вспомнил?

– Ох, Денис Васильевич… Кулаха… Кухама… Кухаламби! – радостно сверкнув глазами, подросток вдруг хлопнул себя по лбу. – Ну, точно! Кухаламби – хутора там, селение.

– Так-так!

– Я уж, если что увидел, то не забуду ни в жисть! – не преминул похвастать корнет. – Вот, Денис Васильевич, ей-богу! Кухаламби… селение… Там огороды… и побеги картофельные я там видел.

– А где это… Кухаламби?

– По оравайской дороге. Нам туда скоро в наступление идти.

Тут же и сговорились с корнетом завтра же улучить удобный момент да пойти поискать огороды, там и свежей картошки купить… ну, или так выкопать, много ли на сковородку надо?

– Не так тут далеко, – седлая коня, шмыгнул носом корнет. – Туда-сюда – за час обернемся.

– Славно, – Давыдов одобрительно покивал. – Ужо, Антон Иваныч, угощу тебя картошкой с грибами! Ранее-то такого, небось, не едал?

– Не едал, – усаживаясь в седло, честно признался Тошка. – Правда, вот, Денис Васильевич, сомневаюсь… понравится ли?

– Да понравится, – трогая коня, Дэн негромко расхохотался. – А не понравится, так я за тебя съем.

Хмурое северное утро стелилось туманом. В небе, меж облаками, зияли бледно-голубые прорехи, что давало надежду на погожий денек. Корнет и штабс-ротмистр остановили коней на опушке и спешились в виду небольшой деревни. Серые дома и сараи маячили невдалеке, за рябиновой рощицей. Улица казалась пустынной, однако из труб уже поднимались дымы.

– Вон, у того крайнего дома, – показал рукой Антон. – Там огород. Картофель. Что, Денис Васильевич, поедем, купим?

Юноша уже бросился было к лошади, но Давыдов придержал его за рукав:

– Постой. Вдруг да в деревне шведы? Поглядим пока, слышишь.

– Угу… – Тошка кивнул, соглашаясь, и тут же переспросил: – Долго ли будем ждать?

– Да недолго, – отмахнулся Денис, пристально всматриваясь в селение.

Деревня просыпалась, в хлевах уже мычали коровы, послышались чьи-то голоса и собачий лай.

– Нас почуяли! – насторожился корнет. – Не по-доброму лают, не на своих.

И впрямь собачки лаяли остервенело, явно на чужаков… правда, псов почти сразу же успокоили, цыкнули…

Давыдов покачал головой:

– Не, не на нас. Ветер-то в нашу сторону.

– Ага… И все же чужой кто-то в деревне есть! Ох ты ж… И вправду шведы!

Тошка едва не выругался, увидев вышедший со двора отряд – с полдюжины солдат в синих мундирах. Шли солдатушки браво, только что строевых песен не пели, а на плечах вместо ружей держали лопаты и кирки.

– А вон еще, – повернув голову, прошептал корнет. – Тоже с лопатами… Рыть что-то собрались. Неужто оравайский тракт перероют?

Дэн насмешливо ухмыльнулся и, сплюнув, отозвался задумчиво и тихо:

– Перерыть-то не перероют. А вот орудия могут вкопать… Хотя что гадать? Пойдем-ка, проберемся да глянем.

Отправляясь за картошкой, приятели накинули серовато-зеленые пехотные плащи, кивера же заменили фуражками – и то, и другое было положено по штату. Да что и говорить, хороши бы сейчас были господа гусары в своих ярких щегольских мундирах! Тошка – в синем, с белыми шнурами, гродненском, а Давыдов вообще – в лейб-гвардейском, красном. С золотыми сияющими пуговицами! Какая уж тут маскировка, ага. Хорошо – плащи спасали.

Первым делом молодые люди отвели лошадей шагов на полсотни в лес, там и привязали. Чтоб не заржали ненароком, не захрипели бы, внимание бы не привлекли. Ведь явно же шведы что-то задумали и наверняка выставили часовых.

– Да зачем им тут часовые-то? В деревне! – азартным шепотом возразил корнет, пробираясь след в след за Давыдовым по узенькой, заросшей высокой травою тропинке.

– Падай! – бросаясь в траву, шепотом приказал Денис, и Тошка тотчас же, без всяких раздумий, последовал его указанию, плюхнулся рядом, в кашку.

Впереди, на дороге, показались всадники. Двое драгун неспешной рысью огибали деревню, внимательно посматривая по сторонам.

– Вот и караул, – Давыдов покусал усы. – Да уж… точно – задумали что-то шведы. Как бы только узнать поточнее – что? Ближе не подберемся – разъезды, да и собаки еще…