Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но – свершилось! Неожиданно у Мунка случился взрыв творческого вдохновения. За неделю он написал два портрета детей, сделал эскиз и офорт с изображением дочери Эше. Кроме того, он написал портрет фрау Эше и два портрета ее супруга! На один из портретов Герберта Эше он выдавил краску прямо из тюбика, одним движением изобразив спинку стула. Сам Мунк утверждал, что научился этому приему у Ван Гога.
При таком темпе работы не все портреты оказались одинаково удачными – во всяком случае, с точки зрения супругов Эше. Однако теперь им было из чего выбрать. Портрет детей, Эрдмуты и Ганса, был написан довольно живо, и все же он выглядит несколько искусственно по сравнению с картиной «Четыре сына доктора Линде». Возможно, дело в том, что с Эрдмутой и Гансом Эше художнику не удалось установить столь же тесный контакт, как с детьми семейства Линде.
29 августа Мунк отправился из Хемница в Веймар. Его ждала работа над портретом Ницше, но прежде следовало хотя бы немного отдохнуть – после яростного всплеска вдохновения нервы художника были на пределе. Об участии в светской жизни Веймара не могло быть и речи. Герберт и Ханни Эше проводили Мунка до Веймара и позаботились, чтобы он там хорошо устроился. Перед расставанием Мунк пригласил их на прощальный ужин с устрицами и шампанским в ресторан «Фюрстенкеллер». Несмотря на странное поведение художника и споры из-за портретов, он произвел на супругов Эше благоприятное впечатление. О взаимном расположении говорит тот факт, что между Эше и Мунком завязалась регулярная переписка – в течение следующего года Герберт и Ханни Эше напишут ему более двадцати писем. Неподдельным беспокойством за судьбу бесприютного художника проникнуто письмо, отправленное сразу по возвращении супругов в Хемниц: «Нам представляется, что вы несчастный одинокий человек, кочующий от дома к дому, не знающий, где преклонить голову».
Теперь главным для Мунка было избежать соблазнов Веймара. Самоубийственная тяга художника к спиртному пугала Герберта Эше. Он наставлял Мунка:
Прежде всего, надо постараться побороть дьявола, тянущего вас к спиртному, и упорно трудиться… Я надеюсь, что вы сегодня же после полудня покинете город, поскольку каждый день, проведенный в Веймаре до того, как вы начнете работать над портретом Ницше, пагубен для вашего здоровья.
К счастью, в дело вмешался ван де Вельде. Он отправил Мунка в курортное местечко Эльгерсбург, расположенное в 50 километрах к юго-западу от Веймара. Таким образом, исполнилось желание Мунка подлечиться, как он писал Равенсбергу в августе, «в каком-нибудь санатории в горах, дабы вырваться из ада собственной души».
Курортное местечко Эльгерсбург было известно тем, что там любил отдыхать Гёте. Здесь Мунк наконец получил возможность хотя бы несколько недель пожить спокойно.
Ко времени его приезда в Эльгерсбург стало ясно, что на норвежский престол под именем короля Хокона VII вступит датский принц Карл. Мунку это не нравилось. В письме тете Карен он выразил сожаление, что в стране не установилось республиканское правление; хотя тогда, тут же замечает он, власть перешла бы в руки буржуазной черни наподобие семейки Туллы.
В Эльгерсбурге Мунк принял твердое решение вести здоровый образ жизни. Снег в горах выпал рано, и ему захотелось покататься на лыжах. Однако в здешних местах лыжные прогулки были не в моде, и Мунк написал Равенсбергу письмо с просьбой прислать лыжи: самые обычные, за 6–7 крон, с удобным креплением. При этом он добавил, что не вставал на лыжи уже много зим и опасается упасть на левую руку. Она все еще болела.
Мунк решил, что портрет Ницше должен выглядеть эффектно. Об отображении характера философа речи идти не могло – ведь Мунк никогда не видел модели собственными глазами. В письме Тилю художник обосновывал свой взгляд на решение стоящей перед ним задачи:
Я решил… написать монументальный и величественный портрет. Я не считаю себя вправе добавлять что-либо к его образу…
Я представляю его как певца Заратустры – среди скал, в своей пещере.
Тем временем в Норвегии был возведен на престол король Хокон VII. Эше прочел об этом в газетах и в шутку написал Мунку, что вскоре, наверное, Мунка пригласят писать портрет нового короля. В отношении собственного портрета у Эше были претензии: место, куда художник выдавил на холст краску прямо из тюбика, до сих пор не просохло. Эше позволил себе усомниться в том, что это был на самом деле прием Ван Гога.
Несмотря на благие намерения Мунка заняться своим здоровьем, нельзя сказать, что он начал лечиться в прямом смысле этого слова. Художник не значился в санаторном списке и не посещал врача. «Курс лечения» он себе назначил сам. Помимо моциона на свежем воздухе, он прописал себе минеральные ванны с добавлением хвои – в Эльгерсбурге было несколько источников, воды которых оказывали «общеукрепляющее» действие. Но насколько регулярным было это лечение, судить трудно.
В Эльгерсбурге Мунк действительно оказался в полном одиночестве – в сравнение не шли даже месяцы, проведенные в Ницце зимой 1891 года: «Я живу в полной изоляции среди тюрингских лесов, лишь изредка общаясь с местными жителями…» Это шло на пользу и здоровью, и работе, и все же Мунк чувствовал себя покинутым и очень обрадовался, когда Шифлер попросил разрешения приехать на Новый год, чтобы вместе поработать над каталогом графики.
Возможно, именно одиночество стало причиной того, что он возобновил переписку с Эвой Мудоччи и даже пригласил ее в гости.
Последний раз они виделись во время ее визита в Осгорстранн около года тому назад; после этого Мунк даже ни разу ей не написал. Эва, естественно, обиделась и сама писала ему все реже. Однако в Эльгерсбурге Мунк получил от нее проникновенное письмо из Парижа: «…Раньше переписка приносила нам столько радости… Напиши мне, так хочется узнать, как ты живешь». Из следующего письма Эвы становится ясно, что на этот раз Мунк ответил ей: «Сегодня получила твое письмо… Я уже потеряла надежду, что ты когда-нибудь напишешь».
Письмо Мунка пробило брешь, через которую ее чувства хлынули наружу:
Что тебе сказать?.. Как я жила весь этот год… Я посвятила себя исследованиям. И ты знаешь, что это за исследования – ты и только ты, и твоя работа, твое искусство, ты сам… Все, что я раньше не понимала, теперь стало мне совершенно ясным… Твой портрет и фотография висят у меня на стене.
Ее признания не насторожили Мунка, как можно было бы ожидать. В ответ он отправил письмо и рождественскую открытку, в которой спрашивает, не хотят ли Эва и Белла приехать к нему в гости в Эльгерсбург. Эва незамедлительно отвечает:
Я обязательно это устрою. Жизнь проходит так быстро и теряет всякий смысл, если не принуждать себя иногда переживать счастливые мгновения… А в конце последними мыслями будут несколько прекрасных воспоминаний – подобные жемчужинам, хранимым в тайне.
В декабре вышла книга Германа Эссвейна. Мунк восторженно благодарит автора и пользуется поводом, чтобы высказаться о собственном творчестве: