Однако у художника не было желания отдыхать. Наоборот, он был полон творческих планов. Возможно, улучшению его настроения и появлению новых идей способствовали вести, пришедшие от доктора Линде, который испытывал чувство вины за историю с фризом. Желая возместить Мунку убытки, Линде сделал предложение о покупке последней версии «Женщин на мосту» за 4000 марок. Правда, сразу он хотел выплатить только 1000 марок, а остальное – по 500 марок каждые полгода.

Зато сотрудничество с фирмой «Комметер» поводов для оптимизма не давало. Получив картины Мунка из Праги, фирма выразила недовольство их состоянием: многие полотна были повреждены, рамы оказались либо сломаны, либо, на вкус сотрудников «Комметер», уродливы, – словом, фирма решила, что выставлять их нельзя. Мунку было предложено приехать и привести все в порядок на собственные средства; впрочем, «Комметер» выражала готовность взять ремонт и изготовление рам на себя и постараться, чтобы это обошлось Мунку как можно дешевле.

Неужели художник сам должен был оплачивать расходы на ремонт? В контракте и словом не упоминались такие детали…

В это время политические события в Норвегии развивались с катастрофической быстротой. 7 июня стортинг в одностороннем порядке принял решение о разрыве унии с могущественным соседом Швецией и лишь после этого, 19 июня, обратился к шведскому королю и «государственному собранию и народу Швеции» с призывом содействовать мирному расторжению унии.

Великие потрясения отрицательно действовали на неустойчивую нервную систему Мунка: «Для моего здоровья все эти катаклизмы вредны. В полном покое я себя чувствую хорошо, но достаточно малейшего возбуждения – и я заболеваю…»

В норвежской глубинке Мунку жилось спокойно, но материально он целиком и полностью зависел от того, как идут его дела на немецком рынке живописи. За весну он получил около 9300 немецких марок. Это солидная сумма, равная доходам ректора немецкой гимназии за год. В Норвегии же художник не заработал и пяти эре. Поэтому неудивительно, что он беспокоится за оставленные в Германии картины. Мунк пишет Шифлеру:

Я думаю, что мне делать, если начнется война, ведь мои картины в Гамбурге. Неизвестно, что может случиться… Непонятно и то, какие последствия будет иметь война для взаимоотношений с другими странами…

В июне в Осгорстранн приезжают отдыхающие. Среди них двадцатидевятилетний Людвиг Карстен. Он с удовольствием позирует для своего старшего друга, которым восхищается. На портрете Карстен стоит у летнего домика в белом летнем костюме и широкополой шляпе, левую руку он держит в кармане, в правой – трубка. Этот поражающий элегантностью портрет денди чем-то напоминает портрет Енсена-Еля, написанный двадцатью годами ранее.

Карстен охотно составляет Мунку компанию и в застольях, к ним присоединяется один актер из Бергена. Все трое весьма озабочены сложившейся политической ситуацией, за выпивкой идут постоянные споры. В Норвегии ждут официальной реакции со стороны Швеции. Если конфликт между «братскими народами» зайдет так далеко, что соседская держава решит провести мобилизацию – 170 000 шведских солдат против 76 000 норвежских, – то ничего хорошего не предвидится.

К середине июня 1905 года все частные проблемы отступают на второй план. Военные корабли патрулируют Кристиания-фьорд, а военнообязанные, проходившие весенние военные учения, направляются на укрепление пограничных постов.

В один из дней Карстен и Мунк слишком много выпили и принялись обсуждать, какой должна быть позиция истинного патриота. По какой-то причине Карстену кажется, что Мунк настроен недостаточно патриотично и не готов отдать свою жизнь за Родину. Звучит слово «трусость». Их товарищ пытается разрядить обстановку, но безуспешно.

Дело кончается дракой. Разъяренный Мунк явно оказывается сильнее. Они вываливаются из двери, за которой довольно крутая лестница в сад. Позже Мунк так описывает эти события: «Мы упали между довольно острыми камнями в саду. Я сломал руку, он в клочья разорвал свой белый костюм – тот, в котором я его писал. Удивительно, что мы остались живы…»

Ситуация со всех точек зрения абсурдная. Мунка признали негодным к строевой службе более 20 лет назад, у него не было никаких шансов принять участие в сражениях, – правда, об этом Мунк едва ли счел нужным рассказать Карстену. Надо полагать, в воспаленном воображении художника оскорбление слилось с другими реальными и надуманными унижениями, которым он подвергался в Норвегии в последние годы.

Спустя несколько дней в компании случайного знакомого из Кристиании Мунк снова напивается. Рука после драки болит, хотя никакого перелома – вопреки рассказу Мунка – у него не было. Его новый собутыльник – весьма юный господин Маркус Люннеберг служит управляющим в маклерской фирме своего брата. Мунк теряет контроль над собой, выкрикивает проклятия в адрес врагов и в конце концов навязывает Люннебергу в подарок одну из своих картин – с условием, что Люннеберг поколотит одного из врагов Мунка.

Мунк решает, что ему надо уехать. В Норвегии, где все говорят только о войне, где вокруг только друзья врагов и враги друзей, он больше оставаться не может. К тому же в Норвегии, в среде, к которой принадлежит Мунк, слишком много пьют, и ему просто необходимо вырваться из атмосферы всеобщего пьянства. Доктор Линде советует ему: «Пейте побольше молока, а не спиртного! Чем спокойнее будет ваш образ жизни, тем лучше. Гоните своих друзей в шею!»

В начале июля 1905 года Мунк спешно покидает страну. В следующие четыре года он приедет в Норвегию только один раз, и то ненадолго.

Через несколько дней он приезжает в нейтральную Данию и поселяется в гостинице городка Клампенборг, недалеко от Копенгагена. Но для того, чтобы жить в гостинице, нужны деньги. Судя по всему, от крупной суммы, полученной весной, мало что осталось. К счастью, щепетильный Люннеберг пишет ему письмо и сообщает, что совесть не позволяет ему оставить у себя картину, полученную при столь странных обстоятельствах. Мунк пользуется случаем и предлагает сделку – если Люннеберг пришлет ему 200 крон, то позже он получит еще одну картину. Кроме того, Мунк просит Люннеберга не распространяться о «том» вечере: «Я должен обратиться к вам с серьезной просьбой не рассказывать никому о том, что я наговорил в состоянии умопомрачения».

Весь июль политическая обстановка оставалась напряженной. Шведский риксдаг постановил, что без согласия Швеции уния не может считаться расторгнутой. Если Норвегия хочет решить спор мирным путем, ей придется выполнить ряд требований, и самое главное из них – разрушить оборонительные укрепления на норвежской границе.

Мунк тем временем остается совсем без средств. В середине июля доктор Линде переводит ему 491 крону, но этого явно недостаточно. Мунк пишет Равенсбергу и умоляет его попытаться продать какую-нибудь картину в Кристиании. Затем шведскому меценату, взявшемуся оплатить заказ для Веймара: «Почту за честь по вашей просьбе написать портрет Ницше». И супруге фабриканта Эше в Хемниц: «Я люблю детей и потому с удовольствием берусь за детские портреты».

Мунк чувствует себя изгнанником. Однако он не собирается давать врагам повод торжествовать. Он поручает Равенсбергу сообщить «Верденс ганг», что «приглашен в Веймар для написания нескольких портретов».