Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К последствиям любого бедствия – а Талибан куда хуже землетрясения, уж вы мне поверьте, Амир, – можно отнести практическую невозможность доказать, что тот или иной ребенок остался сиротой. Разберись, поди, может, у этого конкретного мальчика родители живы и просто бросили его из-за невозможности прокормить. Или, может, он в одном лагере беженцев, а папа с мамой – в другом. С этим сталкиваешься на каждом шагу. Так что иммиграционная служба визу не выдаст, пока официально не будет доказано, что ребенок подпадает под определение «сирота». Как ни нелепо, вам необходимо представить свидетельства о смерти.
– И кто мне их в Афганистане даст?
– Более того. Даже если доказано, что родители погибли, Служба иммиграции придерживается мнения, что пусть уж лучше ребенка усыновят в его родной стране. Хотя бы право наследования останется за ним.
– Что наследовать-то? – воскликнул я. – Талибы подмели все подчистую. Вы видели, что они сделали с гигантскими статуями Будды в Бамиане?
– Простите, Амир, я излагаю точку зрения официального органа. – Фейсал посмотрел на Сохраба и улыбнулся. – Ребенка можно усыновить только согласно законодательству его страны. И если в стране смута, как сейчас в Афганистане, властям не до приемных родителей с их бедами.
Я вдохнул и протер глаза. Мигрень начиналась сразу же за веками.
– Предположим даже, что случилось чудо и ваше дело официально рассмотрят афганские чиновники. – Омар скрестил руки на выступающем животике. – Скорее всего, последует отказ. Мусульманские страны, даже маленькие, не любят отдавать своих детей за границу. Ведь шариат в большинстве из них не признает усыновлений.
– По-вашему, мне не стоит связываться с этим делом?
– Я вырос в США, Амир. Америка меня научила: отступать, не ввязавшись в битву, значит обосраться. Но как юрист я обязан представить вам факты. А они подсказывают мне еще вот что: ни одно агентство не пошлет своего представителя в Афганистан для оценки условий жизни ребенка.
Сохраб сидел на кровати, подтянув колени к подбородку (любимая поза Хасана), и исподтишка наблюдал за нами.
– Я его дядя, это принимается в расчет?
– Если есть доказательства. Соответствующие документы или свидетели.
– Документов нет, – утомленно произнес я. – Сохраб узнал обо всем от меня, да и сам я до недавнего времени пребывал в неведении.
У меня только один свидетель, да и тот, возможно, уже умер.
– М-да.
– Омар, у меня есть какие-то варианты?
– Говоря откровенно, очень мало.
– Так что же мне делать, ради всего святого?
Фейсал набрал воздуху в грудь, постучал авторучкой по подбородку. Выдохнул.
– Вы можете подать заявление на усыновление и надеяться на лучшее. Вы можете попытаться усыновить ребенка по его собственному желанию. Для этого вам придется прожить вместе с Сохрабом в Пакистане два года, день в день. Вы можете попросить политического убежища от его имени. Процедура длительная, и вам придется доказывать факт политического преследования. Вы можете подать просьбу о выдаче гуманитарной визы. Вопрос этот в компетенции Генерального прокурора, и ее не всем дают. – Адвокат помолчал. – Есть и еще вариант, для вас, пожалуй, самый выгодный.
– Говорите же!
– Вы можете отдать мальчика в детский дом здесь, а потом обратиться с просьбой об усыновлении. Пока суд да дело, все эти формы «Ай-600» и обстоятельства семейной жизни, он будет в безопасности.
– Что еще за формы?
– Простите. Форма «Ай-600» – стандартная процедура анкетирования Службы иммиграции. Обстоятельства семейной жизни изучает агентство по усыновлению. Надо же убедиться, что вы с женой – не буйные сумасшедшие.
– Но я обещал Сохрабу никогда больше не отдавать его в детский дом!
– Как я сказал, этот вариант для вас самый подходящий.
Мы поговорили еще немного, и я проводил его до машины.
Солнце садилось. Старый «фольксваген»-жук просел под тяжестью толстяка-юриста. Фейсал опустил стекло и окликнул меня.
– Да? – Я подошел поближе.
– Вы подумайте хорошенько. Если действовать, то только так.
Как жалко, что рядом со мной нет Сораи!
Когда я вернулся в номер, телевизор был выключен. Я опустился на свою кровать и попросил Сохраба сесть рядом.
– Господин Фейсал считает, что у меня есть возможность забрать тебя с собой в Америку.
– Правда? – Сохраб слабо улыбнулся, впервые за все дни, что мы провели вместе. – Когда едем?
– В этом-то все и дело. Придется немного потерпеть. Но с его помощью мы добьемся своего.
Я погладил мальчика по голове. С улицы донесся слабый призыв муэдзина.
– Сколько потерпеть? – спросил Сохраб.
– Не знаю. Какое-то время.
Сохраб повел плечами. Улыбка его сделалась шире.
– Ничего. Можно и подождать. Это как кислые яблоки.
– Яблоки?
– Однажды, совсем маленький, я забрался на яблоню и наелся зеленых яблок. У меня разболелся живот, его раздуло как барабан. Мама сказала, что если бы я подождал, пока яблоки созреют, живот бы не прихватило. И теперь, когда мне очень хочется чего-то, я всегда вспоминаю ее слова.
– Зеленые яблоки, – пробормотал я. – Ты умница, Сохраб-джан. Такой разумный мальчик мне еще не попадался.
У Сохраба даже уши покраснели от похвалы.
– И ты возьмешь меня на красный мост, который часто окутан туманом?
– Обязательно возьму.
– И мы поедем по крутым улицам, где из машины видно только капот и небо?
– Проедемся по всем до единой. – Я постарался сморгнуть слезы.
– А английский язык трудный?
– Через год ты будешь говорить так же свободно, как на фарси.
– Правда?
– Да. – Я взял его за подбородок и повернул лицом к себе. – Только вот что, Сохраб…
– Что?
– Господин Фейсал считает, что нам будет проще уехать, если… если ты согласишься некоторое время побыть в детском доме.
– В детском доме? – Улыбка исчезла у него с лица. – В приюте?
– Совсем недолго.
– Нет. Ни за что. Прошу тебя.
– Сохраб, это правда будет недолго. Даю слово.
– Ты обещал мне, что никогда не отдашь меня в такое место, Амир-ага. – Голос у Сохраба пресекся, по щекам потекли слезы.
Хорошо же я выгляжу в глазах мальчика!
– Это же Исламабад, не Кабул. Здесь все будет совсем по-другому. Я буду часто навещать тебя. Время пролетит быстро. Очень скоро я заберу тебя оттуда, и мы улетим в Америку.