Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я спросил его: «Допустим, у вас были и душа, и паразит, но как вам удалось сделать так, чтобы они могли сосуществовать, и Вурмскадлинг полностью не поглотил отголосок личности?»
«Это очень хороший вопрос, — ответил доктор. — Я тоже им задавался, и разгадка стала последним необходимым мне ключом. Вурмскадлинг самый агрессивный из паразитов. В Ворбурге обитает множество тварей, и если бы у них не было от него защиты, он давно захватил бы их всех. Мне требовалось найти и заполучить эту защиту».
«Вы поймали одну из ворбургских тварей?» — спросил я, уже зная ответ.
Дапертутто подтвердил мои догадки. Он знал, где найти такую тварь, и ради нее даже не пришлось снова отправляться в Ворбург. Кунсткамера «Диковинные необычности и странные чудовинки Горака» — в ней в виде одного из уродцев содержался Клохх: эта тварь из низших, слабейших обитателей Ворбурга — неудивительно, что Горак ее поймал. Ну а Дапертутто удалось похитить ее у него. Из желез Клохха он выцедил то, что ограничивало влияние Вурмскадлинга. Доктор назвал эту эссенцию: «Лилак».
Спустя множество месяцев экспериментов ему удалось подобрать нужное количество «Лилака», чтобы позволять Вурмскадлингу жить, но при этом почти полностью подавить его. Таким образом у него появилось средство оживления для его мертвого дерева.
Я слушал его, едва сдерживая ярость. Столько усилий ради кукол?! Столько исследований и экспериментов ради этих бессмысленных ничтожных игрушек?! Как можно было растрачивать такие знания, подобный потенциал на столь незначительные вещи?!
Но Дапертутто волновали лишь куклы — он был помешан на них. Получив механизм оживления, этот нелепый человек принялся создавать кукол, из которых потом лепил личности и амплуа для своего театра. Он говорил, что процесс перевоспитания и создания новой личности — очень сложный и трудоемкий, он может занять годы, но эту часть его рассказа я не особо внимательно слушал — лепка новых личностей меня не заботила. Как, впрочем, и оживление дерева с помощью Вурмскадлинга. Заражать себя паразитом, хоть и контролируемым, в мои планы не входило. Извлечение души! Вот, о чем я хотел узнать как можно больше. По сути меня интересовали всего два вопроса: что происходит с человеком, у которого похитили частичку души, и что произойдет с любым другим человеком, если ввести ему это «вещество изъятой личности».
На первый вопрос доктор ответил, что обычно последствий никаких нет — по крайней мере, он о них не знал. Второй же вопрос по-настоящему испугал Дапертутто: «Это слишком темные эксперименты даже для меня, — сказал он. — Я их не проводил. Это опасно и рискованно, последствия предугадать невозможно. Но осмелюсь предположить, что изъятая частичка личности может осесть и поселиться в сознании такого несчастного».
Я боялся поверить: кажется, это было то, что я так долго искал…»
С окончанием очередной страницы, Джеймс вдруг поймал себя на том, что почти не дышит, его кожа покрылась мурашками, а волосы на затылке шевелились. Кошмар! Это был овеществленный кошмар! Куда там «Ужасам-за-пенни»!
Оставалось всего две страницы. Джеймс боялся их читать, но глаза сами уткнулись в зеленые чернильные строки.
«С горечью, Дапертутто признался, что, хоть у него и оставался неплохой запас сушеных паразитов, «Лилак» был на исходе — похищенный Клохх давно отдал все и умер. Того «Лилака», что имелся в наличии у доктора, хватило бы разве что еще на двух кукол. Его слова навели меня на мысль, что нужно делать.
«Я помогу вам раздобыть еще «Лилак», Дапертутто, — сказал я. — Кажется, я знаю того, кто с этим поможет, — и предвосхищая вопросы, добавил: — Но мне потребуется кое-что взамен…»
Кто бы сомневался, что этот человек пойдет на любые условия, но даже он не ожидал, что я от него попрошу.
«Вы хотите воспользоваться моим извлекателем? — спросил он. — Но зачем вам это?»
Я уклончиво ответил, что у меня есть свои цели, тогда Дапертутто поинтересовался, каким образом я планирую предоставить ему «Лилак», ведь для этого понадобится живая ворбургская тварь.
Сказав, что напишу ему, как все будет готово, я отправился обратно в Габен. Уже какое-то время мне было известно, где обитает тот, кто мог дать то, что нужно Дапертутто. Разоблачив тварь, я полагал, что с ее помощью смогу как-нибудь отомстить этому неблагодарному городу, но все никак не мог придумать, как ее использовать. Что ж, кто мог знать, что именно она поможет мне добыть то, что я так давно ищу.
Улица Слив упиралась в цирюльню «Завиток и Локон». Ее владелец, господин Жоббр, раз в неделю заходил в аптеку за средством от Каштановой лихорадки, вот только я знал, что никакая лихорадка его не мучает. Его интересовал побочный эффект от лекарства, а именно — то, что принявший его не слышит боя часов. Боязнь боя часов — весьма характерная черта, и это навело меня на мысли обратить особое внимание на цирюльника. Я отметил и другие, неявные, симптомы, хотя правильнее будет сказать, «особенности» этого господина. Так я узнал его тайну.
Никто из посетителей цирюльни даже в страшном сне не мог предположить, что их бреет и ухаживает за их прическами вовсе не почтенный джентльмен, а паразит, однажды захвативший его тело. Как вскоре выяснилось, о том, что кто-то в нем сидит, не знал и сам господин Жоббр.
Заманить цирюльника было несложно. Я написал ему, что изобрел лекарство от его «болезни», которое раз и навсегда позволит ему не слышать бой часов. Он пришел той же ночью, взволнованный и заинтригованный. Я провел его в свою лабораторию, где уже была готова ловушка. В один момент спрятанные по всей лаборатории часы начали отбивать полночь, и паразит явил себя: цирюльник исчез, и его место занял Шаррах. Мерзкая трехглазая тварь сбросила личину и попыталась напасть, но была сбита с толку боем часов, и мне удалось сперва ослепить, а затем усыпить ее.
Дапертутто прибыл на следующее утро, и вместе мы начали выкачивать из Шарраха «Лилак». Доктор был вне себя от радости, но я напомнил ему об уговоре. Он сомневался, пытался меня отговаривать, но я был непреклонен, и тогда мы произвели «извлечение».
Ощущения, стоит признать, были весьма болезненными, но в