сделала пару шагов, потом она должна была с танцем вплыть в комнату с таким видом, будто все вернулось на круги своя.

Но на этот раз что-то пошло не так, она резко остановилась, он это услышал.

Александр улыбался, стоя на кухне.

– Алекс… – осторожно произнесла она.

Значит, она подошла к открытой двери его комнаты. Еще один шаг. Быстрый обзор комнаты испугал ее, как он понял. Почему дверь открыта, а комната пуста?

– Алекс? – на этот раз с вопросительной интонацией и немного громче.

Он вышел из кухни в коридор. Огромной радостью было увидеть, как она вздрогнула, когда он очень тихо сказал:

– Да?

Если бы он прокричал, у нее был бы сердечный приступ, но так легко она не отделается.

Она медленно обернулась. Уже сейчас ее румяные щечки стали совершенно белыми. Хотя она попыталась изобразить неожиданную радость, она была способна только на изумление.

– Ты же просила меня выйти, – сказал он и пошел к ней. – Я это сделал. Хорошо съездила?

Она сказала «да» и запнулась.

– Ты приехала на день позже, чем я думал, – сказал он и заметил, что она отступала каждый раз, когда он делал шаг вперед. Она что, уже увидела на полу кровавое пятно?

– М-да. Это потому, что нам добавили еще один курс, – солгала она.

Слишком широкая улыбка, слишком много кивков. Это выдавало.

– Еще один курс… Да брось ты эти глупости. Должен сообщить тебе новость: отец бросил тебя. Он не захотел больше смотреть тебе в глаза после всех твоих распутных вояжей.

Результат был потрясающим. Изумление с примесью скрытой досады, что не она первая ушла от него, – вот что было написано у нее на лице.

– Ладно. – Она выдержала длинную паузу и закусила губу. – Ты знаешь, куда он уехал?

Александр покачал головой:

– Но, по крайней мере, я смог выйти из своей комнаты, раз эта свинья больше не будет меня доставать.

Она склонила голову набок. Конечно, его родители уже давно перестали друг друга уважать, но все-таки ей не хотелось, чтобы сын так говорил об отце, это было видно.

Как будто эта лицемерка относилась к нему иначе.

– Я ему позвоню, – сказала она, желая предстать перед сыном человеком действий.

– Конечно, – сказал Александр и проследил движение ее кроваво-красного ногтя на указательном пальце, когда она искала в телефоне номер отца.

Выщипанные брови взметнулись вверх, когда рингтон мобильника прозвучал из комнаты Александра позади нее.

– Как, вот черт, он забыл его дома. – У Александра был удивленный вид, что сбило ее с толку.

– А почему, собственно, его телефон у тебя? – спросила она и пошла на звук. Значит, пятна крови она еще не заметила.

Зато сейчас она его увидела.

Как у человека на ходулях, вступившего на лед, ее туфля на высоком каблуке соскользнула набок, и из-за резкого движения юбка разорвалась от разреза до самого верха. В момент роковой ясности, падая на пол, она смотрела только на это темное пятно.

Удивительно, как женщина с высшим коммерческим образованием, жившая вдали от реального мира, смогла додуматься до того, из чего состоит эта плотная субстанция на полу, но она не сомневалась ни секунды.

Она положила ладонь на пол и так ловко вскочила, что Александр даже восхитился.

– Что случилось? – простонала она, указывая на пятно.

– Ах, это? – сказал он. – Может быть, я что-то перепутал. Может быть, отец никого и не бросал. Может быть, я отрубил ему голову вместо этого, но во всяком случае назад к нам он не вернется, да, на это не рассчитывай.

Она опустила голову. Поверила ему или не поверила – не главное, сейчас она думала, как ей остановить это сумасшедшее существо, которое стояло прямо перед ней. Сын или не сын, роли не играло.

– Не трогай меня! – закричала она, отступая к компьютеру. – Если ты дотронешься до меня хоть пальцем, я раздолбаю этот твой чертов компьютер, понял?

Александр пожал плечами и, пятясь, вышел из комнаты.

– Выходи, мама. Я просто пошутил. Взял пару бутылок вина после его ухода и, наверное, перебрал. Я заменю этот грязный ковер на полу.

Он вышел на кухню и включил чайник.

Он считал ее осторожные шаги по синтетическому покрытию в коридоре. Потом она остановилась и через несколько секунд продолжила путь.

Он обернулся в тот момент, когда она подняла над головой табуретку, приготовившись ударить его, и успел швырнуть ей в лицо электрический чайник с такой силой, что она рухнула на пол.

– Очнись, мама! – Он осторожно похлопал ее по лбу в том месте, куда попал чайник.

Она немного поморгала, прежде чем мир вокруг снова обрел четкие очертания. Ее взгляд скользнул вниз, она пыталась понять, что случилось, почему она сидит, обвитая клейкой лентой, на конторском стуле своего мужа.

– Что ты сделал, Алекс? Почему?

Он присел перед ней на корточки. Какая редкая возможность посмотреть ей прямо в глаза и объяснить почему.

– Потому что у вас нет совести, мама. Ты и все другие твари, что живут на этой улице, в этом квартале и в этом смешном городе, в этой смешной стране, – отвратительные лицемеры, и вашему преступному миру пришел конец. Вот почему!

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Алекс, ты преувеличиваешь. Что, собственно, ты хочешь сказать? – Она дернулась в попытке освободиться. – Освободи меня, наконец!

Александр показал на вырезку с утонувшей женщиной.

– Ты и такие люди, как ты, которые думают только о себе, виноваты в том, что она лежит на песке. Понимаешь?

Она пришла в замешательство.

– Фу, как ужасно. Как ты можешь на такое смотреть? Она похожа на твою бабушку, потому ты повесил здесь это? Тебе ее так не хватает?

Александр увидел, что лицо ее дрогнуло.

– Очень показательно, что ты не почувствовала к этому человеку сострадания. Она висит у меня на стене, потому что она заслуживает того, чтобы о ней не забыли. Она пыталась прожить свою жизнь в ужасном месте на этой земле, но не смогла и погибла в море. А таким, как ты, плевать на них с вашего высокого дерева, поэтому ты сидишь здесь. И ты никуда не уйдешь.

Он развернул стул на сто восемьдесят градусов, чтобы она смотрела в его монитор.

– Видишь, как далеко я продвинулся, мама? Две тысячи сто побед. И когда я дойду до две тысячи сто семнадцатой, с тобой случится то, что случилось вот с ним.

Он сдвинул монитор.

Крик, когда она увидела замороженную голову своего мужа, лежавшую боком на столе, был таким пронзительным, что пустые стаканы на столике у