у Лимонова плохие, не казните. Я не понимал, зачем он тратит на них время, силы и душевный жар, которые мог бы потратить на прозу, изводил себя подчеркнутой добродушной завистью к Бродскому. Но если ты поэт, то ты, видимо, не можешь стихов не писать. В конечном счете все мы делаем часами и днями бессмысленные вещи.

Но аудитория еще не понимала этой вброшенности из вершителей истории назад в положение маленького человека, поэтому ей надо было прочесть из того же сборника что-то другое, политически понятное и зовущее. Тоже литературно не шедевральное, но и не плохое, а главное – боевое. Например вот:

К ВЗЯТИЮ КРЫМА

Поместья русского царя

В Крыму разбросаны не зря,

Мы им столетьями владели

И делали там, что хотели…

Там, где вцеплялись фрейлин платья

В шипы шиповников и роз,

Где все любовные объятья

Кончались серией заноз,

Над розовым туманом моря

Лежат любовников тела,

Белогвардейцев на просторе

Недолго тлели факела…

Из Феодосии фрегаты

Их уносили за Стамбул,

Казаки были бородаты…

А кто-то просто утонул…

О, Крым, ликующий теперь!

Цари и тени их вернулись,

Расцеловались, пошатнулись,

Забыли горечи потерь…

Опять здесь русский стяг летит

По ветру бреющему косо,

Опять прекрасные матросы,

Опять Россия здесь стоит!

Диагностически интересный текст, показывающий, что на самом деле «красным» Лимонов не был. Красное для него было одной из форм эстетического восприятия русской действительности. Первые его ассоциации с Крымом – цари, Русский Исход, террор Землячки. Возвращение Крыма России у него оказывается возвращением именно Белого Крыма, Русского Крыма, не «советского», что было бы от Лимонова более ожидаемо. Но нет – если русский стяг поднят трехцветный, то эти образный ряд должен быть трехцветный, белый, а не красный. Сейчас уже подзабылось, но вся эстетика Русской Весны была именно белогвардейской. Перефразируя еще одного нацбола – Сергея Курехина: «Вставай, сука, Врангель вернулся!».

Его антибуржуазное и, в то же время, конформистское левачество всегда капитулирует перед своего рода внутренним роялизмом. Вот вполне себе отвратительная картина участия в отвратительном праздновании французского цареубийства. Лимонов рассказывает об этой истории вроде бы и с удовольствием, как о юношеском онанизме, но с едва уловимым привкусом стыда и брезгливости. И вдруг рассказ выруливает на встречу с наследственным Бурбоном, знаменитым европейским правым, который оказывается подлинней по серборусскому счету, чем трусливые и лицемерные леваки.

«Вспоминаю ещё с удовольствием, как каждый год, в годовщину казни Людовика XVI, на том самом месте, где она произошла, на площади Конкорд, у самой близкой к Сене и к саду Тюильри скульптуры (всего их там, если не ошибаюсь, четыре) наша «Секция Вижилянтов Сен-Жюста» праздновала «реджисид» – казнь короля. Где-то там, именно в этом месте, стояла гильотина, на которой был казнён 21 января 1793 года этот самый Луи XVI. Помимо вполне подросткового удовольствия, испытываемого нами – членами секции имени знаменитого якобинца, удовольствия от комедии казни короля, мы чувствовали и настоящий живой thrill оттого, что «правые» – какие-нибудь крайне правые монархически настроенные скины – могут явиться и наброситься на нас с железными прутьями. Я обычно шёл на сборище через сад Тюильри, рано утром, сад был холодный, холодно шумели фонтаны. Я шёл по историческим местам, по Истории и в Истории. (Наташа Медведева в это время спала, дура). На месте обычно уже играл на аккордеоне сам Жан Риста – красный шарф на шее, наши девушки разливали вино, а на раскладном столе лежала свиная голова, фаршированная винегретом. Сразу после казни короля некто «гражданин Ромео» предложил Директории ежегодно праздновать День казни Людовика поеданием в каждой семье обязательного блюда – фаршированной свиной головы. Идея гражданина Ромео принята не была, но мы, бравые члены «Секции Вижилянтов Сен-Жюста», возродили её. Мы пили вино, горланили революционные песни, потом расходились. Подумать только, я вспомнил, что занимался этим лет десять кряду. А «вижилянты» – значит, сторожа, те, кто будит, не спит, охраняет. Как с улетающего вертолёта я вижу нас всех внизу. Риста в красном шарфе, учительница Мартин Нерон, большой Фернандес Рекатала.

Праздновал я столько лет «реджисид» – цареубийство, а позднее познакомился, так случилось, с принцем Сиксом Анри де Бурбон Пармским, самым, может быть, прямым наследником Людовика XVI. Во всяком случае, знаменитый бурбонский нос покоился на его лице. Дело в том, что первый свой репортаж с войны из Югославии я опубликовал в журнале «Революсьён», а вот от второго они отказались. И я отдал его в правый журнал «Choc du mois», так я встретился с французскими правыми, с окружением Ле Пена. В 1992 году в сентябре, организуя визит Жириновского в Париж, я организовал ему встречу с Ле Пеном и с Сиксом Анри де Бурбон Пармским…».

Я с его высочеством испанским принцем Сикстом-Генрихом Бурбоном Пармским познакомился в 2016 году в Париже. В рамках «Бердяевских чтений» проводился русско-французский круглый стол, посвященный родству наших двух консерватизмов. Мероприятие проходило в Библиотеке Тьера и духу хозяина, изрядного русофоба, явно не нравились портреты русских консерваторов в его доме. Особенно он обозлился на К.П. Победоносцева и несколько раз сбрасывал его портрет со стены.

Легендарный европейский ультраправый принц, Сикст-Генрих, организатор множества антикоммунистических и антилиберальных силовых акций в Европе, оказался невысоким человеком в потертом пиджаке, пришедшим то ли с авоськой, то ли с пластиковым пакетом. Как и положено истинному роялисту, он произнес речь о том, что все истинные беды Европы начинаются с эпохи Просвещения и заложены в руссоизме, в чем я с ним безоговорочно согласен.

Но еще больше его слов меня занимала его внешность. Его Высочество был как две капли воды похож на статуи, изображавшие его знаменитого предка – Людовика Святого – удивительное единство породы через семь столетий. Не забудем ещё, что и Святой Людовик и Сикст-Генрих происходят от нашего святого князя Владимира и Рогнеды (пользуясь случаем, напомню еще раз, что он ее никогда не насиловал, это выдумка полоцкого летописца-сепаратиста, что я в общем-то неопровержимо доказываю в статье «Владимир не насиловал Рогнеду» в своей книге «Истина в кино»). Ярослав Мудрый был их сыном, а его дочь Анна стала королевой Франции, женой третьего Капетинга и предком по женской линии всех Капетингов, Валуа, Бурбонов и Орлеанов в будущем.

«Правая» компания Лимонову, на самом деле, подходила куда