Дипольд усмехнулся в ответ на горячую речь родителя. Вот, оказывается, в чем дело! Вот сколь хитро и прихотливо переплетается порой отцовская любовь и имперская политика!

— Ну, предположим, я проникся, — сказал он. — И что ты предлагаешь мне, отец? Какую альтернативу заточению?

Карл поморщился. Однако, тут же совладав с собой, кайзер отвечал ровно и спокойно:

— На людях мы всегда будем держаться вместе, и никто не должен замечать меж нами никакой вражды и неприязни. Ты примешь участие во всех моих походах и боевых операциях. Ты будешь присутствовать в ставках и на военных советах. Но ты не станешь отдавать приказы другим и лично вступать в битву с оберландцами.

— М-да, — скривился Дипольд. — Чувствую, мне предстоит пытка похлеще тех мук, что испытывают жертвы Лебиуса в его магиерских мастераториях. Участвовать в войне и не сражаться с врагом — тяжкое испытание.

— Ты должен выдержать его, ибо только так возможно расстроить замысел проклятого прагсбуржца, в чем бы он ни заключался. А я и господин магистр всегда будем рядом, чтобы помочь тебе.

— И уж, наверное, не только вы двое, — понимающе хмыкнул Дипольд.

— Ты согласен, сын?

— А у меня есть выбор? Ну, если не принимать в расчет темницу и смерть?

И вновь в полутемной зале повисла пауза. Инквизитор молчал, отведя взор. Император выжидающе смотрел на кронпринца.

— Согласен, — вздохнул Дипольд. — Я постараюсь, отец.

Если ради того, чтобы сорвать неведомые планы оберландского маркграфа и его колдуна, придется временно вложить меч в ножны — что ж, он действительно готов постараться. В конце концов, все временное рано или поздно заканчивается…

Кронпринц повернулся к магистру. Добавил, обращаясь уже к Геберхольду. Теперь — только к нему:

— И я ОЧЕНЬ постараюсь, если мне предъявят наглядные и неопровержимые доказательства всего сказанного вами, господин магистр. Настоящие доказательства, свидетельства более весомые и убедительные, нежели голословные утверждения и теоретические умозаключения.

— Доказательства чего, ваше высочество? — со вздохом спросил Геберхольд. — Я повторяю: мы не практики запретных темных искусств, и явить воочию сокрытые следы сотворенного над вами магиерского ритуала не по силам Святой Инквизиции. Наилучшими свидетельствами происшедшего являются сейчас ваши чувства и ощущения. Прислушайтесь к себе. Будьте до конца честны с собой…

Дипольд, однако, не отводил глаз от инквизитора. Дипольд ждал большего.

— Что ж, ваше высочество. Если вы так настаиваете…

— С вашего позволения, святой отец, — с любезным упрямством улыбнулся кронпринц.

Верховный магистр Имперской Инквизиции в очередной раз продемонстрировал мастерство выдерживать интригующие паузы. Затем кивнул:

— Кое-что я попробую вам доказать. Только, предупреждаю сразу, вам это может не…

— Что именно, святой отец? — нетерпеливо перебил Дипольд. — Что вы можете доказать?

— Что просто так оберландский маркграф и прагсбургский магиер не отпускают ни-ко-го, — Геберхольд выделил последнее слово.

— Барон фон Швиц? — догадался Дипольд.

— Да, ваше высочество, видимо, пришло время поговорить и о нем.

— Что вы намерены с ним сделать? — Дипольд нахмурился. — Людвиг спас мне жизнь, и сам чудом вырвался из Верхних Земель…

Инквизитор покачал головой.

— Ему позволили спасти вам жизнь. А что касается чудесного возращения фон Швица… Видите ли, светлых чудес во владениях змеиного графа не бывает. Только черная магия Лебиуса и злая воля Альфреда Оберландского. Ваше величество?

Магистр вопросительно взглянул на кайзера. Император кивнул. Геберхольд подошел к двери. Чуть приоткрыл. Приказал кому-то:

— Внесите…

За дверью, похоже, ждали этого зова. В залу беззвучно вошли, словно вплыли, двое. Воины Святой Инквизиции. Каратели, тщательно скрывавшие лица под застегнутыми капюшонами и — не столь тщательно — кольчуги под складками плащей. Один нес легкую, но устойчивую треногу — высокий раскладной столик, какие нередко используются в походных богослужениях. Другой держал в руках серебряный поднос.

На огромном блюде лежал округлый предмет, прикрытый темным платом еще более надежно, чем лица инквизиторов. Вот только влажных пятен, расплывавшихся по плотной ткани, скрыть было нельзя. И струйку крови, натекшую на край подноса.

Первый каратель установил треногу перед императорским троном — между кронпринцем и магистром. Второй аккуратно поставил на нее поднос. Оба замерли в почтительным полупоклоне, ожидая дальнейших указаний.

— Ступайте, — велел Геберхольд.

Поклонившись еще раз и еще ниже, так и не произнеся ни слова, каратели удалились столь же бесшумно, сколь и появились. Дверь за ушедшими плотно притворилась.

Дипольд, впрочем, не смотрел на инквизиторов. Дипольд не отводил взгляда от выставленного посреди залы подноса. Кровоточащий округлый предмет был размером с человеческую голову. Скорее всего, это и есть голова. Вот только чья? Неужели…

Геберхольд аккуратно, двумя пальцами, за самый краешек — тот, что почище и посуше — взял темный плат. Сдернул покрывало с подноса. Брезгливо бросил на пол.

Густо запятнанная ткань тяжело пала на каменные плиты. На начищенном до зеркального блеска серебре в луже подсыхающей крови лежала голова медвежьего барона Людвига фон Швица.

«Оберландский палач-голем бросал человеческие головы в простую плетеную корзину, — отчего-то подумалось Дипольду. — А у нас их кладут на серебряные блюда».

Голова фон Швица лежала на правой щеке. Изуродованное чудовищным шрамом и посмертным оскалом лицо смотрело на кронпринца. Правый глаз — закатился. Левый, казалось, еще взирает на происходящее из небольшой щелки между веками. Страшная, едва-едва затянувшаяся рана, уходившая от переносицы к уху, была сейчас похожа на продолжение левого ока.

Ошарашенный жутковатым зрелищем, Дипольд не сразу заметил положенный подле головы, на том же самом подносе, небольшой — меньше засапожника — изящный кинжал с прямым, тонким, обоюдоострым лезвием и золоченой рукоятью.

— Нам, служителям Божьим, непозволительно проливать человеческую кровь, — вновь послышался голос Геберхольда. — Для главоотсечения пришлось прибегнуть к помощи мирского палача, любезно предоставленного его величеством. Но если вы, ваше высочество, вскроете рану, полученную фон Швицем в Оберландмарке…