2-я эскадра линейных крейсеров в это время также была занята. Предполагался набег на станцию цеппелинов в Куксхафене, и Invincible и Inflexible с дивизионом миноносцев должны были идти на поддержку отряда Тирвита. 25 октября отряд вышел, но погода не позволила гидроаэропланам подняться, и набег не удался. В этот период деятельность неприятельских подводных лодок значительно ослабела: они как бы исчезли. Видимо, ни одной из них не удалось обнаружить новых якорных стоянок крейсеров. Таким, образом, Гранд-Флит оставили в покое.

Спокойствие было нарушено 26 октября, но по причинам иного характера. Именно в этот день были получены сведения о намерениях немцев попытаться помешать нашей бельгийской операции, и последовавшие за этим распоряжения по флоту коснулись не только южного района. Известие о сосредоточении германского флота в Брюнсбюттеле застало адмирала Джеллико в Lough Swilly, стоявшего на якоре на отдыхе с большей частью Гранд-Флита. Немедленно было приказано всем линейным крейсерам собраться в Кромарти, а линейным кораблям додредноутского типа, имевшим назначение помогать крейсерам, начать погрузку угля в Скапа-Флоу. 2-я линейная эскадра только что вышла с якорного места в Малл для боевых стрельб у островов Тори (широта 55°45′ Nord и долгота 8°30′ West), где должна была встретиться с крейсером Liverpool со щитами, и так как проведение намеченных стрельб не помешало бы быстрому сосредоточению, если таковое потребуется, то стрельбы не отменили. Однако они так и не состоялись, поскольку до их начала Гранд-Флит понес свою первую тяжелую потерю, и случилось это именно тогда, когда казалось, что от подобных неудач он застрахован.

В 9 часов на расстоянии около 20 миль на NO от островов Тори, в тот момент, когда шедший третьим в кильватерной колонне линейный корабль Audacious поворачивал, у его левого борта произошел сильный взрыв, и он остановился. Коснулся корабль мины или его взорвала лодка — сказать трудно. Вряд ли можно было предполагать минное поле в этих водах, где проходил путь канадских транспортов с войсками из Квебека в Ливерпуль, путь всего канадского конвоя.

Подводных лодок в этом районе до сих пор еще не обнаруживали, но все-таки казалось более вероятным, что Audacious взорван лодкой, и все остальные суда, следуя последнему приказу, начали уходить, подавая сигналы о помощи. Сначала предполагали, что корабль тонет и дать хода не может.

Liverpool держался поблизости, маневрируя вокруг полным ходом. Буксиры, притащившие щиты, подошли к борту.

Погода была очень свежая. Audacious сильно садился кормой, и положение его вызывало большое беспокойство, но неожиданно дифферент на корму остановился, и оказалось, что корабль под собственными машинами может медленно двигаться. Сигнал о бедствии SOS был принят, и помощь спешила.

Все миноносцы и другие мелкие суда полным ходом шли из Lough Swilly, но расстояние не позволяло подойти к месту аварии раньше чем через четыре часа. До их прибытия подошел принявший сигнал SOS почтово-пассажирский пароход компании White Star Olympic и предложил взять Audacious на буксир. Присутствие подводной лодки исключалось, так как попытки вторичной атаки совершено не было, а полученное радиосообщение[54], что накануне днем в этих же водах взорвался пароход Manchester, подтверждало наличие минного заграждения.

Olympic приблизился к Audacious, а Liverpool доблестно пошел впереди, как бы исполняя роль тральщика. Состояние моря и дифферент на корму почти не давали возможности управлять поврежденным кораблем, но все же он медленно продвигался вперед. Попытка буксировки кончилась неудачно — перлини лопнули; то же самое произошло при вторичной попытке, сделанной подошедшим эскадренным угольщиком Thornhill, и буксировку отставили. До 16 часов, т. е. семь часов после взрыва, корабль еще шел, и была надежда его спасти — главнокомандующий даже телеграфировал в Адмиралтейство просьбу прислать корабельного инженера для составления краткого доклада Адмиралтейству о предварительных соображениях по его ремонту. Одновременно адмирал Джеллико просил принять все меры, чтобы случай не попал на страницы газет. Будучи уверенным, что несчастье произошло от мины заграждения, он послал линейный корабль Exmouth с приказанием еще раз попытаться взять Audacious на буксир, но, когда Exmouth подошел, надежда на спасение миновала.

Корма Audacious покрылась водой, команду перевели на Olympic. Благодаря исключительно искусным и лихим действиям командира и личного состава удалось в столь свежую погоду отвести поврежденное судно на 15 миль от места аварии, но на этом все и кончилось. В 21 час, после двенадцатичасовой борьбы и на полпути до гавани, Audacious быстро пошел на дно.

Сохранив все главные боевые единицы от всяких попыток атак неприятеля в течение трех первых критических месяцев войны, адмирал Джеллико по несчастному стечению обстоятельств потерял теперь один из лучших своих кораблей. Вряд ли можно было предполагать, что немцы поставили заграждение у островов Тори, наперед зная о том, что Гранд-Флит туда пойдет; еще более сомнительно, что это заграждение ставилось вообще против Гранд-Флита — в таком случае его следовало бы поставить к западу от Longh Swilly.

В данном случае немцы заслуживали выпавшего на их долю счастья еще меньше, чем адмирал Джеллико — постигшего его несчастья, но приходилось считаться с необходимостью его скрыть. Сообщая о гибели корабля, адмирал вновь настойчиво просил не оглашать случай в печати. Общее положение в то время особенно сильно подтверждало такую необходимость. События в Бельгии достигли наивысшего напряжения. В этот день открыли Ньюпортские шлюзы, немцы совершали отчаянные усилия прорваться к Кале, через 48 часов вопрос должен был решиться, и, казалось, наступило время немецкому флоту попытаться напасть на силы адмирала Худа. В Адмиралтействе считали возможным избежать огласки несчастья в течение недели или десяти дней — не более, учитывая, что на Olympic было слишком много свидетелей, подобно случаю в русско-японскую войну с броненосцем «Яшима». Недельного срока было достаточно, но сам факт сокрытия несчастья от населения настолько противоречил всем английским понятиям и традициям, что Адмиралтейство не решилось этого сделать без согласия кабинета министров.

В конце концов дело сводилось к вопросу не только чисто военному, но и высшей политики. Известие о блестящем успехе немцев против флота Великобритании могло повлиять на обстановку в нежелательном для министерства иностранных дел смысле. В Константинополе борьба между представителями союзников и представителями Центральных держав к этому времени достигла своего апогея. Германия делала все возможное, дабы втянуть Турцию в войну; военная немецкая миссия с приходом «Гебена» заняла доминирующее положение у турецкого правительства, и наш посол сообщал, что турки верят исключительно только в успехи немцев. Всякое новое известие в пользу немцев могло легко порвать ту ниточку, на которой держался усилиями союзных представителей нейтралитет Турции. Сэр Луне Маллет, наш посол в Константинополе, писал два дня спустя в министерство иностранных дел, что решение Порты зависит от событий на театре военных действий, но что австрийское и германское влияние достигло своего максимума. Подобные обстоятельства с очевидностью показывали необходимость как можно дольше скрывать нашу потерю, и 28 октября адмирал Джеллико был уведомлен, что, принимая во внимание позицию Турции и общую военную обстановку, известие о потере Auduciaus в настоящее время не будет опубликовано.