– Правда, Слава, я ведь не банкир и не бизнесмен, я не могу делать все то, что делал Глеб. Ну в чем я виновата? – Ее глаза послушно наполнились слезами, нос мило покраснел, а губы задрожали.

Элементарный маневр имел сокрушительную убойную силу. Еще не сорвалось ни одной слезинки с черной водостойкой ресницы Виолы на матовую щеку, а Вячеслав Матвеевич уже запаниковал. Он согласился бы взять под крыло не три, а все десять фондов, лишь бы не наблюдать тяжелые нравственные страдания любимой.

Любимая шмыгнула носиком, укоризненно посмотрела на Куницына и пошла ва-банк:

– Хорошо, я отправлю им всем еще по письму. С извинениями. Скажу, что была не права. Скажу, что буду их поддерживать, как это делал Глеб. Только не сердись на меня! Я, право, не из жадности все затеяла, а из-за неуверенности в своих силах и финансовых возможностях. Милый, не ругай меня, это невыносимо!

«Потом выкручусь, – решила про себя Виола. – Придумаю что-нибудь. Ни копейки от меня не получат!» Она резво выбралась из кресла и кинулась к Вячеславу Матвеевичу. Тому ничего не оставалось, как принять на колени бесценный груз и обнять Виолу за плечи. Та поцеловала его где-то в районе левого глаза.

Вячеслав Матвеевич хотел было растаять, как подогретый абрикосовый джем, но некоторая фальшивость сцены остановила его. Он всегда мечтал держать в объятиях возлюбленную, но сейчас неприятный осадок в душе не давал насладиться близостью Виолы.

– Я согласен взять финансирование на себя, – сказал он. – Всех трех фондов.

– Правда? О Слава! Какой ты удивительный! – Радость Виолы была столь бурной, что Куницына покоробило. Он осторожно сгрузил с себя приободренную и повеселевшую женщину и собрался уходить.

– Уже? – удивилась Виола. – Ты пришел только затем, чтобы спросить меня про эти несчастные фонды?

– Да. – Вячеслав Матвеевич двинулся к двери. Виола устремилась следом и схватила его за руку.

– Останься, и давай побеседуем на более приятную тему.

– У меня дела.

– Сегодня же суббота? Позволь себе немного расслабиться. Нельзя столько работать.

– Мой бизнес – это вся моя жизнь. Как ты знаешь, от личной жизни я практически избавлен.

– Я с удовольствием восполнила бы этот пробел. Я могла бы организовать тебе умопомрачительную личную жизнь, – горячо призналась Виола.

– Если бы десять лет назад выбрала не Глеба, а меня, – усмехаясь, напомнил Куницын. Он все-таки, несмотря на сопротивление Виолы, преодолел пространство до двери и сейчас уже надевал плащ в огромном холле-прихожей.

– Ну, тогда до свидания, – недовольно пожала плечами Виола. – Езжай. – Ей было неприятно напоминание Куницына о ее предательстве десятилетней давности.

Вячеслав Матвеевич бросил на женщину непривычно прохладный взгляд, кивнул и вышел.

Вячеслав Матвеевич спускался вниз и с удивлением не обнаруживал в себе приподнятого, счастливого волнения, которое всегда кружило голову после встреч с Виолой.

На первом этаже его остановила круглолицая румяная тетка в толстой вязаной кофте.

– Извините, – робко окликнула она Куницына. Тот остановился в недоумении.

– Вы меня не помните? – спросила женщина, нерешительно улыбаясь.

Куницын лихорадочно пошарил в памяти, но ничего не обнаружил.

– Вы полгода назад мне денег дали. Помните? Просто так дали. Нет, никак не вспоминаете? – Женщина с надеждой заглядывала в глаза Вячеслава Матвеевича.

Куницын опять поднапрягся и наконец вспомнил. Несколько месяцев назад, когда Глеб еще был жив, но уже расстался с Виолой, Вячеслав Матвеевич приезжал сюда, чтобы оказать нравственную поддержку объекту поклонения. Виола тосковала, Куницын сочувствовал. Их встречи носили очарование двусмысленности, Виола все еще была как бы несвободна от брачных обязательств, Куницын все еще оставался другом Глеба, но они уже могли быть вместе и развлекаться полными фривольных намеков беседами.

После той встречи разгоряченный, окрыленный, на десятилетие помолодевший Куницын так же спускался по лестнице и наткнулся на красную, зареванную женщину, привратницу дома. Женщина рыдала. Вячеславу Матвеевичу в тот момент было так хорошо, он был так восприимчив и открыт для эмоций, что шумное горе привратницы потрясло его до глубины души. Он остановился и поинтересовался. Женщина поведала о постигшем ее несчастье – она только что обнаружила исчезновение полумиллиона рублей. Все ее средства на предстоящий месяц улетучились через аккуратный разрез в сумке, который сделал удачливый автобусный вор. Привратница тяжело оплакивала потерю, не представляла, как будет поддерживать семью до следующей зарплаты, и добрый, влюбленный Куницын распахнул кошелек такому безысходному горю, отсчитал пять стотысячных купюр (парочка скромных аперитивов в баре «Моника») и вручил их ограбленной женщине. Та онемела от восторга и благодарности. И вот сейчас хотела что-то сообщить своему спасителю.

– Мне очень неудобно вам это говорить, – с трудом начала привратница, обшаривая лицо Куницына сомневающимся взглядом, но…

– В чем дело?

– Не подумайте только, что я сплетница и шпионаж за жильцами – для меня спорт.

– И?

– Видите ли… не знаю, как сказать… – Женщина никак не могла решиться.

Куницын нетерпеливо дернулся и собрался уходить.

– Нет, постойте, постойте, я все-таки должна… – Женщина в конце концов раскочегарилась и торопливо заговорила, глотая слова и сбиваясь. – Как неудобно! Вы такой отзывчивый человек, и спасли меня тогда буквально от голодной смерти. Это, конечно, не мое дело… Но я не могу смотреть, как вас планомерно обманывают. Водят за нос. Вы носите ей цветы, такие корзины присылаете… Восхитительные. А она… Честно, я не могу больше видеть. Вы каждый раз спускаетесь от нее такой счастливый, вы так на нее смотрите, видно, что любите. А она вас обманывает.

Хмурый Вячеслав Матвеевич снова попытался улизнуть: ему было ужасно неприятно, что в его горячем чувстве ковыряются вязальной спицей.

– Извините, извините, я не имею права вмешиваться, но вы все же знайте, что у нее любовник. Вы видели его сегодня здесь, в коридоре, когда приехали…

Ни слова не говоря, Куницын повернулся к доброй женщине спиной и ринулся прочь. Любовник! У нее любовник! Обида и негодование овладели им. Занятый трепетным выращиванием и окучиванием своего возвышенного чувства, Вячеслав Матвеевич и представить не мог, что Виолой можно овладеть сейчас, сразу после смерти Глеба. А Виола, значит, была далека от таких сентиментальных переживаний, ее манили более осязаемые впечатления, нежели вздохи и мимолетные робкие прикосновения к руке или волосам. Она не хотела ждать, пока Куницын на что-то решится и конспиративно предавалась брутальному сексу с атлетичным красавчиком. Вот откуда жаркая истома, шальной блеск в глазах и опухшие губы. Теперь Куницын расшифровал ощущение беспокойства, которое нахлынуло на него, когда он столкнулся на лестнице с высоким широкоплечим парнем. Тот пах туалетной водой Виолы.