Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерно в это же время в Александрию снова явились послы из Рима — Марк Эмилий Лепид и еще двое. Когда римские послы приезжали в Египет девятью годами раньше, Ганнибал сильно теснил римлян; теперь же послы прибыли из победившего Рима, чтобы официально объявить о его триумфе над Карфагеном дружественному птолемеевскому двору, а на самом деле, разумеется, чтобы получить сведения о ситуации в Леванте ввиду надвигающейся войны Рима с Филиппом. В связи с этим посольством любопытно утверждение, которое мы находим у поздних авторов[500], что Марк Лепид стал опекуном юного царя с правом управлять царством от его имени. В таком виде эти слова, бесспорно, являются ложными. Не говоря о том, что они отсутствуют в наиболее достоверных письменных источниках (в сочинениях Поли-бия и Ливия), невозможно согласовать такое положение Марка Лепида с другими фактами, которые мы знаем о его деятельности и об истории той эпохи. Однако у нас есть монета, изготовленная в Риме более поздними членами рода Лепидов, вероятно, в 54 году до н. э., на которой их предок Марк Лепид изображен возлагающим венец на мальчика-царя с надписью TVTOR REGIS. Итак, хотя вполне понятно, почему потомки распространяют легенду о своем предке, кажется маловероятным, что она могла возникнуть, не имея под собой никаких оснований. Надо думать, между римским аристократом и мальчиком — царем Египта образовалась какого-то рода связь. Магаффи остроумно предположил, что Лепид действовал в Риме в качестве официального защитника интересов Египта, в качестве царского патрона[501]. Нам неизвестно, верно ли дальнейшее утверждение Юстина о том, что одновременно с тем, как Лепид отбыл в Египет, Рим также отправил послов к Антиоху, предостерегая его от нападения на Египет. В тот момент Рим определенно не мог сделать ничего, чтобы нажить врага в лице и Антиоха, и Филиппа. Также в этом фрагменте Юстин пишет, что «последние мольбы его отца» отдали мальчика-царя под защиту Рима в качестве «подопечного» (pupillus) республики. Кажется, это не подразумевает, что Филопатор сделал Рим опекуном сына в своем официальном завещании. Если Птолемей Филопатор всего лишь в ходе дипломатической корреспонденции с Римом выразил надежду, что сын после его смерти сможет и дальше пользоваться дружественной поддержкой римского народа, этого было бы достаточно, чтобы дать предлог римским государственным деятелям и положить начало литературной традиции, возникшей у позднейших авторов, таких как Юстин, любителей утрировать, в виде только что рассмотренного утверждения. Действительно, есть вероятность того, что, когда конец Филопатора уже приблизился, в письмах александрийского двора к Риму могли содержаться выражения подобного рода. Это все, что можно сказать по данному поводу.
То, как легко иноземным противникам удалось расхитить владения Птолемеев, доказало несостоятельность Тлеполема в качестве регента. Мы видим, что примерно через год его сменяет другой регент — Аристомен, акарнанийский офицер гвардии телохранителей. К своему позору, он был другом и льстецом Агафокла, но, по словам Полибия, выказал себя прекрасным и добродетельным правителем, когда сам пришел к власти[502]. С акарнанийским регентом был тесно связан нанятый Агафоклом этолиец Скопас, о котором мы уже слышали. Скопасу, считавшемуся хорошим воином, хотя он и питал страсть к наживе, регент, несомненно, доверил высшее руководство военными делами царства. Зимой 201/02 года до н. э. Скопасу удалось успешно очистить ряд городов Южной Палестины от войск Антиоха, и среди них Иерусалим. Он оставил в Иерусалиме гарнизон и вернулся в Египет, взяв с собой глав еврейской аристократии, которые поддерживали Птолемеев. Затем, видимо весной 200 года до н. э., он вернулся в Палестину, чтобы выступить в новый поход, и снова успешно отбросил селевкидские силы до самого Ливана.
Но какую бы славу ни заслужил Скопас этими успехами, она оказалась непрочной. Антиох отправился на юг, чтобы в третий раз завоевать Келесирию. Там, где путь через Ливан подходит к Палестине, в месте, которое греки называли Панион — по святилищу какого-то семитского бога, отождествленного греками с Паном, у истоков реки Иордан, — египетская армия под началом Скопаса встретила селевкидскую во главе с Антиохом. Селевкиды одержали полную победу. После вековой борьбы битва при Панионе решительно положила конец правлению династии Птолемеев в Палестине. Антиох восстановил свою власть в вожделенной провинции, на этот раз навсегда. Сам Скопас, пережив осаду в Сидоне, вернулся в Египет[503].
Скопас с преданными ему массами наемных войск все еще пользовался большим влиянием в Александрии. При помощи Хариморта, своего главного доверенного лица, которого мы видели в роли правителя в «слоновьей» стране, он накопил такие богатства, что Полибий называет их «грабежом царства». Он замыслил совершить государственный переворот, который поставил бы его у верховной власти. Однако Аристомен опередил его, арестовал в его же доме и отправил на суд совета. Выдающихся представителей греческих государств, которые находились в тот момент в Александрии, и в том числе этолийских послов, пригласили присутствовать на суде в роли заседателей, чтобы весь греческий мир увидел доказательства того, что Скопас осужден по закону. Скопас вместе с несколькими соучастниками был приговорен к казни и отравлен.
Видимо, вскоре после этого Аристомен решил, что настало время отпраздновать совершеннолетие юного царя. Тогда (в октябре 197 года до н. э.) ему было всего двенадцать, но, разумеется, Египту как можно скорее был нужен царь, обладающий персональной властью, пусть даже с некоторой натяжкой. В Александрии состоялась церемония вступления правителя на престол, по-гречески анаклетерия, со всей подобающей пышностью. Для пятого Птолемея выбрали прозвище Теос Епифан, Бог Проявленный, к которому иногда в официальных документах прибавлялось второе прозвище — Евхарист, Благодатный. После греческой анаклетерии последовала еще одна церемония, которая, насколько известно, была нововведением для династии Птолемеев[504]. В древней столице Мемфисе египетские жрецы провели обряд венчания маленького царя на царствие, как приличествовало египетскому фараону. Это была очередная зрелищная мера, чтобы обеспечить верность египтян иноземным владыкам. Казалось, что без этого никак не обойтись. В течение всех этих лет безуспешно продолжались восстания египтян, начавшиеся при Филопаторе.
Враждебные группы возглавляли два человека, чьи имена (Ревийу) читаются как Анмахис и Хермахис. Возможно, это были египтяне, стремившиеся стать фараонами, или эфиопские вожди, которые воспользовались шансом сделать набег на Верхний Египет.
Так или иначе, дружественные сношения, существовавшие при Филопаторе между александрийским и мероитским двором, при Епифане сменились враждой. Поздние картуши Эргамена на острове Филэ были уничтожены[505]. Один из