Рауль немного помедлил с ответом, раздумывая.

— Это может сэкономить нам минут двадцать времени, а то и полчаса, — сказал он, наконец. — Имеет смысл попробовать. Если не найдём этот выход достаточно быстро, вернёмся на основной маршрут. Ник! — Последний телохранитель вытянулся по струнке. — Остаёшься караулить здесь и сообщишь нам, если кто-нибудь станет приближаться по коридору.

Сделав знак Джону, он решительно зашагал в прилегающий тоннель. Мы последовали за ним.

Короткий коридор быстро вывел нас в просторную комнату вытянутой формы с низким потолком. На стене висел продетый в специальное кольцо факел, и Джон зажёг его от собственного светильника. Огонь с радостью перебрался на новый пьедестал и запылал с удвоенной силой. Хотя, должно быть, то зрелище, которое теперь так хорошо освещалось, было бы лучше навсегда оставить в темноте.

Комната была заполнена всевозможными орудиями пыток. Именно всевозможными, от мелких инструментов до огромных, тяжеловесных конструкций. Если назначение некоторых из них было для меня очевидно, другие оставляли в полном недоумении. Конечно, я человек, к счастью, в таких делах неискушённый. Однако мне показалось, что даже король, которому несомненно доводилось время от времени наведываться в пыточную, находился под впечатлением от увиденного и откровенно морщился, глядя на некоторые приборы. Говорящая и вовсе побледнела и смотрела вокруг с нескрываемым отвращением. Джон принялся обходить комнату в поисках выхода наружу, параллельно задерживая взгляд и на некоторых инструментах.

Я прошла мимо топора и огромного молота, прислонённых к стене, и остановилась возле первого прибора. Дыба, тут всё понятно. Хотя…

— А это правда, что при помощи дыбы можно вытянуть человека в длину на 30 сантиметров? — осведомилась я, извлекая из сумки лист бумаги, перо и чернильницу.

Айрин передёрнуло. Рауль бросил в мою сторону короткий пронзительный взгляд.

— Никогда не проверял, — пожал плечами он. — Обычно допрашиваемый уже на первых двух сантиметрах отвечает на все вопросы.

— Понятно, — кивнула я, делая пометки на бумаге.

Потом двинулась дальше, останавливаясь то у одного орудия, то у другого, разглядывая их и делая короткие записи и зарисовки. Если возле интересующего меня предмета уже стояли любопытствующие телохранители, я вставала на цыпочки и рассматривала объект из-за их спин.

— А вот это что за штука? — поинтересовалась я, ткнув пальцем в странного вида кресло, казалось, целиком и полностью состоявшее из металлических шипов.

— Кресло допроса, — скривившись, бросил Кентон.

— И как оно работает?

Я принялась с интересом разглядывать диковинную конструкцию.

— А ты присядь и сама всё поймёшь, — ехидно посоветовал Рауль.

— Благодарю покорно, я лучше постою, — заверила я.

— А я полагал, что газетчик должен как следует проникнуться материалом, иначе статья получится некачественной, — удивился король.

— Совсем необязательно, — возразила я, на всякий случай на шажок отступая от кресла. — Впрочем, даже если и так, я готова поступиться качеством статьи.

Я и без того более, чем достаточно, прониклась материалом, пока стояла привязанной к столбу, наблюдая за приближением несущего факел палача.

— И всё-таки, как оно работает? — снова спросила я, усилием воли отгоняя ещё слишком свежее воспоминание.

— Человека сажают в него обнажённым, — глухо ответил телохранитель. — Шипы впиваются в тело. Малейшее движение причиняет нестерпимую боль.

— Ага, спасибо, — кивнула я, быстро водя пером по бумаге. — А вот здесь, под креслом что это за конструкция?

Телохранитель пожал плечами. Рауль поморщился, но всё-таки ответил:

— У некоторых инквизиторов было принято разводить под креслом огонь, чтобы причинять пытаемому дополнительные страдания. Металл, из которого сделано кресло, быстро накаляется, оставляя на теле ожоги. Не думал, что кто-то до сих пор использует такие методы.

Айрин выпрямила спину и решительно зашагала прочь из комнаты.

— А это что?

Я указала на деревянную конструкцию с несколькими дырочками.

— Колодки для пальцев.

— Ага. А какой стороной применяется вот этот инструмент?

— Абигайль, во имя всех святых! — воскликнул Кентон.

— Ладно, молчу!

Я отошла в сторонку, заканчивая делать записи.

— Женские волосы, — мрачно констатировал между тем Рауль, склоняясь над одним из орудий. — Не припомню, чтобы в последнее время в Торнсайде ловили шпионок и прочих преступниц государственного масштаба.

— Мы собираемся искать лестницу? — язвительно осведомилась Айрин, снова появляясь в дверном проёме. — Или вам здесь так понравилось, что вы решили поселиться в пыточной?

— Справедливо. Идём, — кивнул Рауль. — Хотя не исключено, что впоследствии я захочу сюда вернуться.

— Кто бы сомневался, — скривилась Говорящая.

Мы не вернулись в коридор, а вместо этого прошли вслед за Айрин в соседнюю комнату. Здесь не было ничего примечательного: стол, пара табуретов и длинная скамья без спинки около стены. Никакой лестницы не было видно, и мы прошли дальше: череда комнат тянулась параллельно главному коридору.

Следующая комната выглядела как жилая. Несмотря на тюремный вид, включая отсутствие окон и запор на наружной стороне двери, здесь располагалась застеленная кровать, широкий обеденный стол, маленький прикроватный столик, пара стульев, зеркало и большой резной сундук для вещей.

— И кто здесь живёт? — нахмурившись, подал голос один из телохранителей. — Рейвен, когда ему бывает лень возвращаться наверх после допросов?

Такое высказывание наверняка выходило за рамки положенного, но, видимо, в тех нестандартных условиях, в которых мы все оказались, подобное дозволялось. Я вздохнула.

— Думаю, именно здесь Рейвен держал Кларинду ван Дрейк… прежде, чем её убить.

— Ты всё ещё утверждаешь, что он убил баронессу? — пристально посмотрел на меня Рауль.

"А вы всё ещё считаете его невинной овечкой?" — хотелось спросить в ответ, но я по понятным причинам сдержалась.

— Она стала случайной свидетельницей одного из его преступлений, — пояснила я вслух. — Изначально он не планировал её убивать, но после этого…

— В таком случае зачем было держать её здесь?

Я поджала губы и отвернулась. Собирать материал для статьи, концентрируясь на неодушевлённых предметах, для какой бы цели они ни были предназначены, — это одно. А говорить о конкретном человеке, ещё не так давно — живом, здоровом и наверняка вполне счастливом, — совсем другое.

— Он сказал — стоит показать девушке пару инструментов из пыточной, и она плачет, но делает всё, что он скажет, — глухо ответила я, глядя в пол.