Когда эхо этого звука, наконец, замерло, Дженифер выпростала руки из-под одеяла и громко крикнула «Папочка, не уходи, не уходи от меня!»

В белой ночной рубашке она выбежала в коридор, заплаканная, испуганная, не ведавшая раньше, что такое страх. Дом звенел от голосов. Вот к ней подбегает мама и хватает на руки. Ее одевают, ей с трудом удается натянуть гетры, наконец, ее толстое пальто застегнуто на все пуговицы, а тяжелая шаль повязана так, что закрывает рот.

Гарольд, который все это время вертел в руках фонарь, передает его маме и берет Дженифер на руки. Затем они бегут вниз, к причалу, вместе с множеством других людей, все что-то кричат, о чем-то спрашивают, и их голоса уносит ветер. Дженифер дергает мать за юбку: «Где папа… где папа?» – но ей никто не отвечает. Теперь они бегут вверх по холму, к высоким скалам, туда, где в тумане двигаются какие-то люди. Ветер дует ей в лицо, дождь колет глаза.

Вот они мчатся вниз, к подножию холма, с этого момента время исчезает и тонет в череде ужасных видений: гостиная их дома, мокрый, грязный от бесчисленных следов пол – вот все, что сохранилось в глубинах детской памяти. Мама со странным, скошенным на одну сторону лицом протягивает руку к Гарольду, а она, Дженифер, выглядьшая из-за двери, смотрит мимо них, на какой-то предмет под одеялом на жестком, набитом конским волосом диване…

«Джанет Кумбе» лежала у входа в Полмирскую заводь. Был отлив, и она жалобно склонилась на левый борт, наполовину зарывшись в покрытое густой жижей и илом ложе. Ее днище было снесено острыми скалами при входе в гавань, а из правого борта била вода ржавого цвета, похожая на вытекающую из живого существа кровь.

Она уже не была частицей ветра и моря, не могла ответить на их призыв и заскользить по воде, свободная, торжествующая. Не устремляться ей больше навстречу опасности и риску, навстречу красоте и белым небесам. Звонкие песни ветров станут для нее далекими воспоминаниями. В прошлом остались слепящая пена и ласковые брызги, в прошлом скрип снастей, хлопанье парусов, песни и смех матросов.

Теперь ее мачты безжизненно поникли, паруса обвисли, как тряпье на покосившемся заборе, и вот она уже не краса и гордость Плина, а никчемная развалина, поверженная и забытая. Издав скорбный клич над ее палубой, чайка расправила крылья и взмыла вверх к высоким холмам и солнцу.

С носа корабля в сторону Плина пристально глядела деревянная фигура Джанет. Она видела Дженифер, свою кровь и плоть, Дженифер, которая впервые в жизни познала одиночество.

Верфь братьев Кумбе прекратила свое существование, и сегодня там состоялись торги. Навсегда замолч стук молотка корабельного плотника, теперь всем распоряжались аукционист и представители фирмы Хогга и Вильямса. Территорию верфи заполнили любопытные, собравшиеся посмотреть на распродажу, и незнакомые лица, приехавшие из Плимута и других мест: владельцы магазинов, управляющие, которые слыхом не слыхивали о семье Кумбе и явились сюда с единственной целью – получить назад свои деньги.

Берта Кумбе сидела в гостиной у камина, два ее сына стояли по обеим сторонам от матери.

Они почти не обращали внимания на Дженифер, которая с побелевшим лицом тихо жалась к стене в углу комнаты; ведь она еще совсем маленькая и мало что понимает.

– Это сущие гроши, мама, – говорил Гарольд, – но вам с Дженни их хватит, пока она не вырастет и не сможет зарабатывать себе на жизнь. Я всегда полагал, что отец скопил более приличную сумму, но, похоже, он еще и помогал поддерживать дела на верфи. Теперь, конечно, эти деньги пошли прахом.

– И все же не стоит слишком беспокоиться, – сказал Вилли. – Я вполне могу выделять кое-что из своей зарплаты, да и Гарри тоже.

Берта пошарила в кармане и вынула носовой платок.

– Я всегда была против того, чтобы он состоял в этой ужасной спасательной команде, – сказала она. – Эти кошмарные похороны, это жуткое кладбище на семи ветрах… – Она высморкалась и бросила взгляд на Дженифер, которая смотрела на нее испуганными глазами.

– Сбегай за передничком, Дженни, а то ты испачкаешь свое новое черное платьице.

Девочка молча повиновалась, и, взбегая вверх по лестнице, четко представила себе сырое, холодное кладбище. Ухватившись за перила, она увидела на вешалке в холле старый папин макинтош; от сквозняка, дувшего из двери гостиной, он медленно раскачивался, и Дженифер испугалась. Она сама не знала почему.

Снова съежившись в углу комнаты, она слушала разговор, то улавливая его смысл, то погружаясь в собственные мечты.

Голоса не смолкали.

– …каждый день, который я провожу в Плине, делает меня все более и более несчастной. Пожалуй, лучше тебе, Гарольд, присматривать здесь за домом, у меня просто нет сил на это. Конечно, мы с Дженни можем жить с мамой в Лондоне.

Куда они собираются? Что должно случиться? Вся сжавшись, она сидела в своем углу, боясь, как бы ее не увидели и не отослали из комнаты.

– Это самый лучший выход.

Слова, слова… губы взрослых быстро шевелятся, высокие фигуры, звеня деньгами в карманах, стоят у камина, мама в своем кресле решает, что делать.

Просыпаясь утром, она бросала взгляд на кровать посмотреть, не вернулся ли он ночью. Но мама лежала одна, ее лицо было обращено к потолку, глаза закрыты. И рядом с ней не было человека с растрепанными волосами и лицом, зарытым в подушку.

Угроза Лондона все приближалась, уже послезавтра, уже завтра. У дома был странный, непривычный вид. Ковры сняты, кое-что из мебели исчезло. Там, где на стенах висели картины, темнели большие коричневые пятна и торчали маленькие черные гвозди.

В спальне стояли чемоданы с уже собранной одеждой, на полу валялись обрывки оберточной бумаги. Платяной шкаф и выдвинутые ящики комода были пусты; в углу комнаты высилась небольшая кучка вещей, которые мама решила выбросить: сломанная рамка от фотографии, старая перчатка, несколько заколок и полинявшая красная розетка с туфельки Дженифер. Пыльные, брошенные вещи; Дженифер, дрожа, отвернулась от них и на цыпочках вышла из комнаты, которая вдруг стала такой большой и пустой.

В тот вечер у них был необычный ужин: яйца, бекон и мясные консервы с хлебом. Джем уже кончился. Дженифер тошнило, и где-то внутри она чувствовала боль, которую не могла объяснить. Только мысль о том, что утром она наденет новые сапожки, удерживала ее от слез.

И вот этот день настал. Мама встала рано, часов в шесть, и принялась засовывать в чемодан последние вещи.

Гарольд и Вилли все время бегали вверх и вниз по лестнице.

– Как быть с ключами? – крикнул кто-то из холла.

Чтобы хоть немного утешиться, Дженифер, крадучись, переходила из комнаты в комнату. Ей казалось, что двери и окна смотрят на нее с укоризной, кровать, на которой она больше не будет спать, стояла голой и выглядела странным предметом, сделанным из серой проволоки с плотными узлами.