осле многих поворотов в переулки и переходов по ним Елена и китаец вышли, миновав Бей-Тан, в узкую улицу, упиравшуюся в соборную площадь.

— Здесь! — сказал Елене её спутник и жестом указал на маленький грязный домик, погруженный в мёртвую тишину.

Девушка остановилась в нерешительности. Невольный ужас охватил её. Переступив порог этого дома, она всецело отдавала себя во власть этого чужого человека — Жака Чи, как она уже узнала, китайца-католика, служившего при католическом госпитале в приходе Бей-Танского собора.

Чи заметил её нерешительность и горько усмехнулся:

— Не бойтесь, входите смело. Я на коварство не способен, и вы можете довериться мне. Я не хочу вашей гибели!

— Я и не боюсь ничего! — возразила Лена.

— Ступайте же тогда смело в мой дом!.. Если суждено нам погибнуть, то погибнем вместе.

Он пошёл вперёд, Елена последовала за ним, внутренне упрекая себя за то легкомыслие, с которым она оставила дом Вань-Цзы.

Но теперь нечего было и думать о том, чтобы исправить свою ошибку. Вся её дальнейшая участь безусловно была в руках этого Чи, казавшегося с виду хорошим малым. Но Елена не знала его и даже боялась, слыша его циничные рассуждения по религиозным вопросам.

Домик Чи, как и все дома Пекина, был самой лёгкой постройки. Его внутреннее расположение было самое обыкновенное: одна большая комната с печкой и кангой, затем клетушки — узкие, низкие и тесные.

На пороге их встретила пожилая китаянка с грудным ребёнком на руках.

— Моя жена, — указал на женщину Чи и заговорил с ней на грубом печилийском наречии.

Жена, покорно улыбаясь, что-то отвечала ему, склоняясь при этом в знак согласия.

Наконец они что-то решили.

— Гость в доме — это дар Бога! — внушительно изрёк Чи, обращаясь к Елене. — Что бы ни было, я и семья моя окажем вам, мисс, возможное покровительство. Можете положиться на нас.

— О, благодарю, благодарю вас! — сказала Елена. — Моей единственной просьбой будет... доставить мне возможность вернуться к моим близким в Посольскую улицу.

Чи покачал головой:

— Что будет завтра, это мы увидим. А сегодня об этом нечего и думать...

— А если бы попытаться?

— Нет! К чему бесполезная попытка? Теперь ночь, все ворота заперты, и в Маньчжурский город пройти невозможно.

— Но когда же?

— Мы попробуем завтра. Моя жена отдаст вам своё платье, и вы, переодевшись в него, пойдёте за мною. Теперь же ночь, и лучше всего будет, если мы предадимся сну... Он необходим всем нам.

Чи сказал несколько слов своей жене. Та поклонилась мужу, вышла и через несколько минут вернулась, неся очень незатейливый ужин китайских бедняков.

Елена сильно проголодалась. Молодость брала своё. Как ни велико было пережитое ею волнение, а всё-таки молодой организм требовал подкрепления. Кроме того, девушку тронула деликатная заботливость, которою Чи и его жена окружили её — их неожиданную гостью. Она невольно сравнивала этих жалких китайских бедняков с теми европейцами-простолюдинами, которых ей приходилось видеть, и вывод был далеко не в пользу последних.

Чи был настолько деликатен, что, оказывая совершенно чужому ему человеку гостеприимство, грозившее ему опасностью, и обещая свою помощь, даже не заикался о каком бы то ни было вознаграждении.

Ужин состоял из нескольких блюд. Были только овощи и в очень умеренном количестве, но зато все они были приготовлены так вкусно, что девушка ела с большим аппетитом.

После ужина Чи удалился, и его жена подала Елене полный костюм китаянки и знаками предложила ей переодеться. При этом она ласково улыбалась, стараясь ободрить так и трепетавшую от вполне понятного волнения Елену. Та повиновалась и быстро превратилась в пекинскую простолюдинку. Китаянка сделала ей причёску на китайский лад и только, указывая на ноги, покачала головой, как бы желая сказать, что обман при взгляде на них может быть сейчас же открыт. Это сообразила и Елена, впавшая, что только женщины маньчжурских семейств не уродуют себе ноги, а все остальные китаянки сразу узнаются по своим ножкам совершенно неестественной формы.

Но ей не хотелось думать о завтрашнем дне. Пережитое волнение сказывалось, и глаза Елены смыкались. Хозяйка заметила это и с лёгким поклоном вышла из комнаты, указав Елене знаком, что канга в её распоряжении.

Едва Лена осталась одна, как она поспешила опуститься на колени и, прежде чем заснуть, стала горячо молиться Богу об избавлении её от опасности, столь близкой и почти неизбежной.

Крепко спала девушка вплоть до самого утра, так крепко, что даже снов никаких не видела в эту ночь. Когда наутро она проснулась, то была уверена, что Чи сейчас же поведёт её в европейский квартал. Но прошло утро, наступил полдень, китайца всё не было видно. Его же жена, по-прежнему предупредительная и ласковая, только улыбалась в ответ на все вопросы Елены, не понимая их.

Чи вернулся перед сумерками. Он был очень грустен и казался чем-то не на шутку озабоченным.

— Нечего и думать попасть сегодня в Посольскую улицу, — сказал он, вежливо поздоровавшись с Еленой.

Сердце девушки болезненно сжалось:

— Отчего же?

— И-хо-туаны заняли все улицы, ведущие к Ха-Дамынским воротам.

— Но разве нельзя обойти их?

— Нет! Их там много, они не пропустят никого...

— Тогда что же мне делать?

— Приходится ждать...

— Ждать? Но, дорогой! Чи, разве не могли вы подать обо мне хотя бы весть в посольство? Я уверена, что там попытались бы выручить меня!..

Чи покачал головой:

— Я боюсь, что сами посланники попались в ловушку и не осмелятся выйти из своих убежищ.

— Их осадили?

— Пока нет... Но разве можно дразнить зверя, который разъярён и без того?

— Неужели всё это так серьёзно?

— Вы слышите? — сделал знак прислушаться Чи.

Рёв толпы ясно доносился до убогого жилища этого бедняка.

— «И-хо-туан» бесконечно силён пока. Его боятся даже императорские солдаты, уверенные, что их пули бессильны против людей, которых осенил дух...

— И вы, христианин, верите этому? — изумилась Елена.

— Я говорю только то, что знаю! — пожал плечами Чи. — Я не верю, но зато верят в это миллионы моих земляков. Они пойдут за и-хо-туанами, и тогда — горе всем европейцам...

— Что же нам делать?

— Я уже сказал: терпеливо ждать.