Как и селямлик, гарем состоит из многих зданий, помещений и комнат, сооруженных в разное время и при разных обстоятельствах. В него можно пройти лишь через одну строго охраняемую дверь, которая ведет во двор валиде султан. На другой стороне двора находятся апартаменты султанши-матери, которая заведует гаремом в прямом смысле этого слова. Гарем размещался в нескольких трех- и четырехэтажных зданиях, населенных женами и наложницами султана. Женщины гарема подразделялись на несколько категорий. Во главе его, как упоминалось выше, стояла мать государя. Далее следовали законные наложницы султана (хасеки), которым посчастливилось подарить султану сына и число которых не должно было превышать четырех. Начиная с Баязида I (1389–1402), султаны, вероятно, не заключали браков «официально». Временные наложницы стояли на третьей ступени иерархии — это икбаль, выбираемые время от времени из нескольких сотен одалисок, чтобы разделить ложе с султаном. Одалиски, еще не удостоенные этой высокой чести, — обитательницы гарема четвертой категории. И, наконец, «подножие» женской иерархической пирамиды составляли рабыни (джарийе).

О гареме писали многие и часто, а в написанном легенда, в огромном большинстве случаев, преобладает над реальностью. Одно из первых повествований на эту волнующую тему принадлежит перу Теодора Спандужино, который в «Генеалогии Великого Турка» (1519) писал: «Вне двора, в особом месте, окруженном высокой крепостной стеной, собраны со всех концов страны самые красивые женщины для удовольствия императора числом чуть более или чуть менее трех сотен. Те из них, которые, разделив ложе с императором, становятся беременными и рожают детей, остаются в Серале и пользуются там особым почетом. Тех же женщин, которые после соития с ним оказываются бесплодными, он, насладившись ими вдоволь, выдает затем замуж. Таким образом, чуть ли не каждый день кто-то из женщин прибывает в Сераль, а кто-то покидает его».

Султан располагал, разумеется, всеми возможностями для того, чтобы периодически обновлять состав своего гарема. Некоторые из одалисок не имели ничего против того, чтобы сменить роскошь Сераля на более скромную обстановку. Зато другие шли на все, чтобы остаться в фаворе у господина, и даже лелеяли мечту сделаться со временем валиде султан. Для того же, чтобы занять высшее положение в гареме, мало родить султану сына — нужно было, что самое трудное, сделать его престолонаследником. Решение этой задачи требовало долгих усилий, плетения сложных интриг, в которых кызлар-агасы играет важнейшую роль.

В XVII веке после смерти султана Мурада IV (1640) мать нового султана Ибрагима I султанша Кёсем, приняв в свои руки бразды правления, предоставила своему развратному и неспособному ни на что, кроме разврата, сыну получать все удовольствия, какие он ни пожелает. Сама же она из гарема самовластно вершила дела Империи, опираясь на кызлар-агасы и замещая должность великого визиря своими часто меняемыми любовниками. С 1640 по 1648 год на этом высоком посту успели побывать тринадцать человек. В конце концов положение в Империи и в столице стало для большинства подданных настолько нетерпимым, что разразился бунт, во время которого Ибрагим I потерял и престол, и жизнь; однако Кёсем, главная виновница всеобщего возмущения, посредством ловкого маневра все же сумела удержать власть в своих руках, воспользовавшись несовершеннолетием своего внука, нового султана Мехмета IV (ему тогда было семь лет). Впрочем, торжествовать ей осталось недолго: против нее составился заговор, во главе которого встала мать султана, желавшая занять принадлежащее ей по праву место валиде султан. В одну из ночей Кёсем была с особой жестокостью убита евнухами.

В предшествующем столетии, при Сулеймане Великолепном, другой яркий пример женского честолюбия был воплощен знаменитой Хуррем султане, известной на Западе под именем Роксаланы. Это была невольница откуда-то с Кавказа (существует, впрочем, мнение, что она итальянка), которая в иерархии гарема занимала лишь третье место, будучи второй из «законных наложниц». После смерти матери Сулеймана Хуррем, опираясь на великого визиря Ибрагим-пашу, постаралась выжить первую «законную наложницу», султаншу Босфор. Босфор интригу встретила интригой, маневр — контрманевром, атаку — контратакой, но в конце концов потерпела поражение. Сама она была отправлена в ссылку, а ее сын умерщвлен, дабы устранить препятствие на пути к трону сына Хуррем. Ибрагим-паша за участие в интриге получил плохую награду: его также вскоре казнили. Тогда-то Хуррем и обрела решающее влияние на Сулеймана; многие даже полагали, что это именно она руководит всей политикой Османской империи. Так это или не так — вопрос спорный. Зато нет сомнения в том, что своей роскошью гарем обязан именно султанше Хуррем, которая получала от супруга огромные средства. Справедливости ради надо заметить, что тратила она их не только на украшение женской половины Сераля, но и на сооружение мечетей и строительство больниц.

Несколько позднее венецианка Баффо, захваченная на море османским корсаром, стала украшением гарема Мурада III под именем Сафийе султан. Ей удалось завоевать в нем первенство, но мать султана Нур Бану перешла в контрнаступление. Она приобрела для сына прелестных невольниц, ласки которых заставили его охладеть к Сафийе. Но и Сафийе (которая, к слову сказать, поддерживала тогда тайную переписку с Екатериной Медичи) не теряла времени даром. Она шаг за шагом прокладывала путь к престолу для своего сына, будущего Мехмета III. Когда же вожделенный миг настал (1594), она стала фактической руководительницей имперской политики, но при этом нажила себе столько могущественных врагов, что однажды ее нашли удушенной.

Во всех этих интригах кызлар-агасы играл ключевую роль, занимая положение связующего звена между валиде султан и женщинами гарема, а с другой стороны, между ними и султаном. Очень часто именно он обращал внимание султана на прелести той или иной одалиски, способствуя ее возвышению в гареме, а тем самым и своему возвышению в масштабе всего Сераля. Все это делалось при соучастии султанши-матери и поставщиков в гарем юных невольниц, которые среди возможных кандидаток отбирали таких, которые помимо красоты были бы еще достаточно смышлены, чтобы послужить орудием их интриг. Те одалиски, которые не проявляли готовности отблагодарить своих благодетелей, из гарема исчезали — либо скоропостижно и без видимой причины скончавшись, либо потому, что их отсылали с государевых глаз долой в Старый сераль (что у мечети Баязида I), где доживали свой век наложницы бывшего султана, а также не прижившиеся во дворце султана правящего.

Итак, Сераль был совершенно обособленным от жизни столицы миром, а гарем играл в нем особую роль. Роль эта, в зависимости от того, являл ли собой султан личность сильную или слабую, варьировалась в широком диапазоне, причем иногда она доходила до того, что оказывала влияние на судьбы Империи.

Кем бы ни был житель Стамбула — богатым или бедным, высоким чиновником или мелким ремесленником, мусульманином или неверным — в любом случае он видит свою жизнь упорядоченной, подчиненной заданному ритму в течение всего трудового дня. Ритм же задается молитвой или, вернее, призывами муэдзина к пяти ежедневным молитвам, из которых три отмечают восход солнца, апогей светила на небосклоне и закат. Призывы эти именно и формируют как у мусульманина, так и у немусульманина чувство времени, позволяя соотносить с ними свои разнообразные занятия. Вторая половина дня молитвой икинди делится к тому же на две четверти, а это повод для кратковременного отдыха.