Наиболее серьезно раненные охраняли лагерь, а разбитый на несколько групп отряд ночь и день обшаривал овраги и заросли. Вот только толку от поисков пока не было никакого. Они обнаружили несколько пещер, да только все они явно были природными и заканчивались тупиками.

На том месте, где должен был стоять секрет, из кустов выглянул солдат с оторванным ухом, весь обвешанный для камуфляжа веточками. Петр кивнул, и солдат спрятался, исчез за переплетением ветвей.

Несколько бойцов из вернувшейся раньше группы Сиркисяна спали, а сам лейтенант сидел, глядя в одну точку, на коленях у него стояла открытая банка тушенки. Из нее поднятым шлагбаумом торчала ложка.

– Ну как? – спросил Петр, сбрасывая с плеч вещмешок и автомат. Как всегда, в первые мгновения после избавления от груза тело окрылила обманчивая легкость.

– Что? – лейтенант очнулся и некоторое время непонимающе смотрел на командира. Затем Сиркисян осознал происходящее и ответил грустно: – Совсэм никак. Ничиго нэ нашли!

От расстройства его акцент звучал сильнее обычного.

– Завтра продолжим, – сказал Петр, снимая сапоги и разматывая портянки. От них шла жуткая вонь, но сил на то, чтобы пойти к воде и постирать, не было.

– Зачэм это? – лейтенант махнул рукой. – Всё равно ничиго не найдем!

– Отставить разговорчики! – Петр понимал Сиркисяна и всё равно не мог допустить расхолаживающих разговоров. – Вы, товарищ лейтенант, член партии, и себе такое позволяете!

Лейтенант сморщил лицо и, вспомнив о еде, потянулся к ложке. В банке что-то чавкнуло, и оттуда появился волокнистый коричневый кусок мяса, покрытый тонким слоем жира. Лейтенант осмотрел его и отправил в рот.

– Обязательно найдем, – сказал Петр, убеждая не столько Сиркисяна и солдат, сколько себя. – Если сами не найдем, то немца какого поймаем и спросим! Кто будет паниковать – расстреляю на месте как дезертира!

Он обвел солдат взглядом. Те опускали глаза и старались не смотреть на командира, явно опасаясь попасть под горячую руку. Но уверенности и оптимизма на их лицах не было.

Наша главная цель – вести исследования в местах проявления арийского духа! Наша главная цель – исследовать места действий и наследование германской расы! Все пятьдесят институтов, которые находятся в ведении СС, будут проводить эту благородную работу на благо нашей армии, на благо наших детей и внуков, которым суждено жить в век чудесной и благородной расовой гармонии.

Генрих Гиммлер, 1934

Нижняя Австрия, город Вена,

правый берег Дуная

3 августа 1945 года, 9:01 — 9:26

Над городом нависло серое, скучное небо, источающее мелкий и холодный дождь. Бригаденфюрер Беккер морщился всякий раз, когда капли обходным маневром, минуя широкий зонт, попадали ему на лицо. Погода бригаденфюреру не нравилась, и настроение его было отвратительным.

Но в таком состоянии были и преимущества. Будучи не в духе, было легче выполнять тяжелую задачу, возложенную советом арманов. Пришел час очередного здания, несущего в себе семена еврейского магического искусства, а именно – венского парламента.

Оно смотрелось великолепно даже на столь невыигрышном фоне, как сегодняшнее небо. Этого бригаденфюрер не мог не признать. Величественно возносились к небу стройные колонны, формируя фасад, вполне подходящий для храма какого-либо из олимпийских божеств. Сжимала копье слегка попорченная пулями, но всё равно великолепная богиня Афина. Распахнула крылья на ее ладони готовая сорваться с руки Ника-Победа. Фигуры на фронтоне были плохо различимы, да Беккер особенно и не вглядывался, полагая, что там изображен какой-то сюжет из древнегреческой мифологии.

Грузно топая, словно слон, подошел штандартенфюрер Циклер. Бригаденфюрер так и не отпускал его от себя, сделав кем-то вроде персонального телохранителя. Штандартенфюреру это не очень нравилось, но ослушаться приказов армана он не мог.

– Как там саперы? – поинтересовался Беккер, не поднимая головы. Он знал, что минирование будет закончено не ранее чем через час, но все равно спросил.

– Работают, – гулко вздохнул Циклер. – Не ленятся. И зачем мы так рано приехали?

На этот вопрос бригаденфюрер не смог бы ответить при всем желании. Какое-то непонятное чувство заставило его утром покинуть теплое и сухое помещение и выйти на улицу, где погода более соответствовала октябрю, чем последнему месяцу лета.

– Была такая необходимость, – сказал Беккер, зная по опыту, что сомнения подчиненных в разумности действий командира нужно развеивать сразу. Иначе подобные мысли могут привести к непредсказуемым последствиям. – Присутствие армана необходимо, чтобы заключенное в здании недочеловеческое колдовство не могло повлиять на наших солдат.

– Ага, – Циклер кивнул, вполне удовлетворившись даже таким объяснением.

Где-то в проулке за спиной родился треск мотоцикла. Звук работающего мотора всё усиливался, пока не стих где-то рядом. Беккер не обернулся, а вот Циклер не удержался – посмотрел назад.

– Ого, офицер, – сказал он. – С охраной разговаривает. Ну и вид у него, однако…

Приехавшего на мотоцикле офицера, судя по всему, пропустили, и по мостовой затопали сапоги.

– Герр бригаденфюрер, позвольте обратиться, – прозвучал молодой, звонкий голос.

– Позволяю, – Беккер обернулся. Перед ним стоял совсем юный оберштурмфюрер, и лаза его светились преданностью.

– Донесение от штурмбанфюрера Хинге, – щелкнув каблуками, выпалил оберштурмфюрер. – С запада к Вене приближаются советские танки.

– Что? – В первый момент Беккер не поверил ушам. – С запада – советские танки?

– Они замечены в десяти километрах от города, – сказал молодой офицер. – Идут на Вену.

– Значит, они атаковали через Креме, – задумчиво промолвил бригаденфюрер, заставляя себя смириться с мыслью, что разбитые русские, получившие позавчера хороший урок, вновь осмелились напасть.

– Циклер, – бросил он, оборачиваясь к штандартенфюреру. – Проследите за тем, чтобы минирование было окончено, но без меня не взрывайте. А я пока в Тиргартен – организовывать оборону.

– Вот тебе и раз, – сказал Циклер, глядя на то, как командир усаживается в автомобиль.

Небо, словно отвечая ему, выплюнуло новую порцию влаги, и по мостовым и крышам Вены застучал по-настоящему сильный, не по-летнему холодный дождь.

Верхняя Австрия, окрестности замка Шаунберг

3 августа 1945 года, 10:22 – 11:07

Сорока кружилась над головой и орала, словно рыночная торговка, обиженная покупателем. Мелькало черно-белое оперение, и даже сырая погода не мешала птице выражать негодование.

Надоедливая птица привязалась к группе капитана Радлова час назад, почти в тот же момент, когда разведчики вошли в квадрат, очерченный на сегодня для поисков. Отпугнуть ее не удалось, и с присутствием верещащей птахи пришлось смириться.