— Но не упала же, — возразила герцогиня, подставляя лицо для поцелуя.

Муж поцеловал ее, ладонями погладив то место, где рос его ребенок.

— Ты должна быть осторожнее, — прошептал он с благоговением в голосе.

Она подняла руки и крепко обняла мужа, упиваясь его жаром и силой.

— С нами все хорошо, дорогой. — Она улыбнулась. — Двенадцать жизней, помнишь?

Он тоже улыбнулся.

— Мне думается, ты уже все их использовала. Во всяком случае, ты использовала свои двенадцать скандалов.

Она сморщила носик, ненадолго задумавшись.

— Да нет, я не могла.

Он подхватил ее на руки и подошел к их любимому креслу, согнав с него Леопольда. Пес улегся на полу и снова задремал, а Саймон устроился в кресле с женой на коленях.

— А падение в Серпентайн?.. И тот случай, когда ты заставила меня гоняться за тобой по Гайд-парку… И когда поджидала меня перед клубом…

— Ну, все это не было настоящим скандалом, — запротестовала герцогиня. Она прильнула к мужу, когда он погладил ее округлившийся живот.

— Достаточно скандально… И еще…

— Приезд моей матери, — подсказала Джулиана.

Саймон покачал головой.

— Она не твой скандал.

Джулиана улыбнулась.

— Но она тот скандал, с которого все и началось.

— Это верно. — Саймон прижался поцелуем к ее виску. — Не забыть бы как-нибудь поблагодарить ее.

Да, и еще — опрокидывание осенней композиции леди Нидэм.

— Но кто же украшает лестницу овощами? И если уж мы решили посчитать все мои скандалы, то как насчет тех, при которых ты тоже отличился? — Она стала загибать пальцы. — Наш с тобой поцелуй в конюшне моего брата… поцелуи на балу по случаю твоего обручения… И давай не будем забывать…

Он поцеловал ее в шею.

— Мм… давай не будем забывать…

— Ночь костров! — со смехом закричала она.

Янтарные искорки в глазах Саймона потемнели.

— Уверяю тебя, сирена, я никогда не забуду Ночь костров.

— Так сколько всего?..

— Кажется… восемь.

— Вот видишь? Я же тебе говорила! Я образец добропорядочности! — Он расхохотался, а она с беспокойством пробормотала: — Нет, девять.

— Девять?..

— Я оскорбила твою мать у модистки. — Джулиана понизила голос. — Перед людьми.

Брови герцога взлетели на лоб.

— Когда?..

— Во время нашего пари.

Он ухмыльнулся.

— Хотел бы я на это посмотреть.

Она потупилась.

— Это было ужасно. Я до сих пор не могу смотреть ей в глаза.

— Ты здесь совершенно ни при чем. Просто моя мать — ужасная женщина. И… кажется, были еще две скандальные выходки в ту первую ночь — на балу у Ралстонов.

Она задумалась.

— Да, верно. Грейбхем в саду и твоя карета.

Саймон нахмурился и проворчал:

— Грейбхем, стало быть?

Ее пальчики запутались в завитках волос у него на затылке.

— О нем можешь не беспокоиться. Он свое получил.

— Это ты так думаешь… а я бы не прочь нанести ему визит.

Она весело рассмеялась.

— Если тебя пустят к нему в дом. Ведь у тебя ужасно скандальная репутация!

— Вот он, твой двенадцатый! Бал у Нортумберлендов, — заявил Саймон. — Да, больше никаких лестниц в твоем положении.

— Но это же ты ворвался в Нортумберленд-Хаус. Поэтому это целиком твой скандал. Я здесь совершенно ни при чем!

Он поцеловал ее шею, и Джулиану пронзила сладкая дрожь.

— Что ж, справедливо, — кивнул герцог. — Тот скандал целиком и полностью на моей совести.

— Он был лучший из всех! — воскликнула Джулиана.

— Ну… разве я не говорил тебе, что если уж делаю что-то, то делаю хорошо?

Ее звонкий смех был прерван его поцелуем, долгим и пылким.

Когда же они, тяжело дыша, оторвались друг от друга, Саймон прижался лбом к ее лбу и прошептал:

— Моя несравненная жена.

Она опустила голову, нежась в тепле его любви. Потом вспомнила:

— У тебя же были новости, когда ты вошел.

Герцог откинулся на спинку кресла и вытащил из кармана сюртука письмо.

— У нас появился племянник. Будущий маркиз Ралстон.

Глаза Джулианы вспыхнули от радости. Она схватила листок и пробежала глазами по строчкам.

— Мальчик! Генри! Итак, уже трое. Дочка Ника, Элизабет, родилась две недели назад и теперь делит детскую Таунсенд-Парка с подрастающей и счастливой Кэролайн.

Саймон привлек жену к себе, чмокнул в лоб и прижал к груди.

— А осенью и мы сделаем свое дело и добавим четвертого к этой веселой компании.

Джулиана лукаво улыбнулась.

— Но ты, надеюсь, понимаешь, что все они будут сущим наказанием.

Саймон долго молчал, так долго, что Джулиана подняла голову и заглянула в его золотистые глаза. И тут он ослепительно улыбнулся и изрек:

— Они будут самым лучшим на свете наказанием.

Так и случилось.