– Ну, посмотрите, – отвечал тот же голос.

Два выстрела раздались почти одновременно. Один был сделан д’Артаньяном, другой противником Портоса. Пуля д’Артаньяна сбила шляпу с его врага; пуля противника Портоса пронзила горло его лошади, и та со стоном повалилась на землю.

– В последний раз: куда вы едете? – проговорил все тот же голос.

– К черту! – ответил д’Артаньян.

– Ах так! Будьте покойны, вы к нему попадете.

Д’Артаньян увидел, что на него направляется дуло мушкета; у него не было времени рыться в кобуре. Он вдруг вспомнил совет, данный ему когда-то Атосом, и поднял на дыбы свою лошадь. Пуля угодила ей прямо в живот. Д’Артаньян почувствовал, как она опускается под ним, и со свойственным ему изумительным проворством спрыгнул в сторону.

– Вот как! – насмешливо проговорил обладатель звучного голоса. – У нас, оказывается, лошадиная бойня, а не сражение для мужчин. Шпагу наголо, сударь, шпагу наголо!

Он соскочил с лошади.

– За шпагу? Отлично, – сказал д’Артаньян, – это дело по мне.

В два прыжка д’Артаньян очутился перед своим противником; их шпаги скрестились. Д’Артаньян с обычной ловкостью пустил в ход свой излюбленный прием – терц.

Портос же, стоя на коленях позади своей лошади, корчившейся в предсмертных муках, держал в каждой руке по пистолету.

Между д’Артаньяном и его противником завязался бой. Д’Артаньян, по своему обыкновению, нападал решительно, но на этот раз он имел дело с такой сильной и умелой рукой, что был просто озадачен. Дважды отбитый, д’Артаньян отступил на шаг; его противник не двинулся с места; д’Артаньян опять подступил к нему и снова прибег к своему приему. Оба противника наносили удары, но неудачно; искры дождем сыпались со шпаг.

Наконец д’Артаньян решил, что пора прибегнуть к другому своему излюбленному приему – к обману. Он очень ловко применил его и с быстротой молнии нанес удар, казалось, неотразимой силы. Удар был отбит.

– Черт возьми! – воскликнул он со своим гасконским акцентом.

При этом восклицании противник его отскочил назад и пригнулся, забыв о незащищенной голове и стараясь разглядеть в темноте лицо д’Артаньяна. Д’Артаньян, опасаясь, не хитрость ли это, держался начеку.

– Берегитесь, – сказал между тем Портос своему противнику, – у меня в запасе два заряженных пистолета.

– Тем больше причин вам стрелять первому.

Портос выстрелил; точно молнией осветилось поле битвы.

При этом свете два других противника разом вскрикнули.

– Атос! – воскликнул д’Артаньян.

– Д’Артаньян! – вскричал Атос.

Атос поднял шпагу, д’Артаньян опустил свою.

– Арамис! – крикнул Атос. – Не стреляйте.

– А! Это вы, Арамис! – воскликнул Портос и бросил свой пистолет.

Арамис сунул свой в кобуру и вложил шпагу в ножны.

– Сын мой! – сказал Атос, протягивая руку д’Артаньяну. (Так называл он его прежде в минуты нежности.)

– Атос, – сказал д’Артаньян, ломая себе руки, – неужели вы его защищаете? А я поклялся привезти его живого или мертвого. Ах, теперь я обесчещен.

– Убейте меня, – сказал Атос, обнажая грудь, – если честь ваша нуждается в моей смерти.

– О, горе мне! Горе мне! – восклицал д’Артаньян. – Только один человек мог остановить меня, и надо же было, чтобы судьба его-то и поставила на моем пути. Что скажу я кардиналу?

– Вы скажете ему, сударь, – ответил громкий голос, покрывший все остальные, – что он послал против меня двух человек, которые одни только и могли победить четверых, сражаться, без ущерба для себя, один на один против графа де Ла Фер и шевалье д’Эрбле и сдаться только полусотне противников.

– Принц! – сказали в один голос Атос и Арамис, отходя в сторону и давая дорогу герцогу де Бофору.

Портос и д’Артаньян тоже сделали шаг назад.

– Пятьдесят человек, – пробормотали д’Артаньян и Портос.

– Оглянитесь, господа, если не верите, – сказал герцог, – я думал, что вас двадцать человек, и вернулся со всем моим отрядом. Мне надоело это бегство и тоже захотелось поработать шпагой; а вас, оказывается, всего только двое.

– Да, монсеньор, двое, – сказал Атос, – но, как вы сами сказали, эти двое стоят двадцати.

– Ну, господа, отдайте ваши шпаги, – сказал герцог.

– Наши шпаги? – воскликнул д’Артаньян, поднимая голову и приходя в себя. – Наши шпаги? Никогда.

– Никогда! – повторил Портос.

Между окружающими произошло движение.

– Погодите, монсеньор, – сказал Атос. – Два слова.

Он подошел к принцу, тот наклонился к нему, и он что-то шепнул ему.

– Как вам угодно, граф, – сказал принц. – Я слишком многим обязан вам, чтобы отказать в вашей первой просьбе. Отойдите, господа, – обратился он к своей свите. – Господа д’Артаньян и дю Валлон, вы свободны.

Приказание было немедленно исполнено. Д’Артаньян и Портос очутились в центре большого круга.

– Теперь, д’Эрбле, – сказал Атос, – сойдите с лошади и подойдите сюда.

Арамис спешился и подошел к Портосу, Атос подошел к д’Артаньяну. Теперь все четверо были снова вместе.

– Друзья, – сказал Атос, – вы все еще жалеете, что не пролили нашей крови?

– Нет, – сказал д’Артаньян, – мне больно, что мы идем друг против друга, мы, которые были всегда вместе. Мне больно, что мы в двух враждебных лагерях. Ах, теперь ни в чем не будет у нас успеха!

– Да, теперь конец всему, – отозвался Портос.

– Так переходите к нам! – сказал Арамис.

– Молчите, д’Эрбле, – остановил его Атос. – Подобных предложений не делают таким людям, как эти господа. Если они примкнули к партии Мазарини, значит, этого требовала их совесть, так же как наша велела нам стать на сторону принцев.

– И вот сейчас мы враги! Тьфу, пропасть! Кто мог этого ожидать? – сказал Портос.

Д’Артаньян ничего не сказал, а только вздохнул.

Атос взглянул на них обоих, взял их за руки и сказал:

– Это дело серьезное, и у меня сердце болит, точно вы его пронзили насквозь. Да, мы разошлись, вот великая и печальная истина, но мы еще не объявили друг другу войны. Быть может, мы сумеем договориться; необходима еще одна, последняя, встреча.

– Что касается меня, – сказал Арамис, – я на ней настаиваю.

– Я согласен, – гордо ответил д’Артаньян.

Портос наклонил голову в знак одобрения.

– Назначим же место свидания, – продолжал Атос, – удобное для нас всех, и, встретившись в последний раз, сговоримся окончательно относительно нашего взаимного положения и действий.