Мистер Герой принял надменный вид и исчез.

– Теперь мы снова вернулись к тому, с чего начали, – сказал Мишкин.

– Это моя реплика! – возмутился робот.

– Заткнитесь! – рявкнул Человек с тысячей лиц. – Я думаю.

Он сел на камень – высокий, мрачный, светловолосый человек с усами и чертовски привлекательной внешностью. Его длинные сильные пальцы пульсировали, когда он барабанил ими по колену, его тлеющие глаза заволокла тень. Он был поразительно красив. Но он не был счастлив. Да, не был. Возможно, он никогда не станет счастливым. Доктор Лившиц как-то раз сказал ему: «Счастье – это просто вещь по имени Джо». А Человека звали не Джо. Так что он не был счастлив, несмотря на все свое старание и всю свою искусность.

Лодка легко скользила по заливчику. Правивший лодкой пожилой даяк умело пришвартовал хрупкое суденышко к бамбуковой пристани, соединявшей селение Омандрик с внешним миром.

Белый мужчина – американец, – одетый в ботинки с высокими голенищами, брюки для верховой езды, белую рубашку, на которой проступали пятна пота, и помятую шляпу, относительно невозмутимо наблюдал за причаливающей лодкой с тенистой веранды своего дома. Американец неторопливо поднялся и проверил патронник своего револьвера «кросс-энд-блэквелл» 38-го калибра, который он обычно носил в замшевой кобуре под мышкой. Потом, не обращая внимания на душную тропическую жару, он неуклюжей походкой спустился к пирсу.

Первым с древнего пароходика сошел высокий араб в просторном белом одеянии и желто-белом головном уборе из Хадрамаута. За ним последовал неимоверно толстый мужчина неопределенного возраста, одетый в красную феску, мятый костюм из белого шелка и сандалии. На первый взгляд толстяка можно было принять за турка, но проницательный наблюдатель, способный обратить внимание на слегка раскосые зеленые глаза, теряющиеся в складках жира, предположил бы, что видит перед собой венгра из карпатских степей. Третьим был невысокий тощий англичанин, парень лет двадцати. Его чрезмерно быстрые жесты и дрожащие руки выдавали в нем употребляющего амфетамин человека, под джинсовой курткой которого вполне может обнаружиться тускло-серая рубчатая поверхность ручной гранаты. Последней шла девушка, одетая в изящное цветастое платье. Темные волосы струились по ее плечам, на прекрасном лице не отражалось никаких чувств.

Вновь прибывшие кивнули стоявшему на причале американцу, но не перекинулись ни единым словом до тех пор, пока не добрались до веранды, оставив пилота вертолета привязывать свое судно при помощи нескольких доброжелательно настроенных местных жителей.

Они расселись по бамбуковым креслам. Слуга в белом костюме обнес гостей стаканами с ледяным джином. Толстяк приподнял свой стакан приветственным жестом и сказал:

– Вы, похоже, неплохо устроились, Джеймисон.

– Не жалуюсь, – сухо ответил американец. – Сами знаете – в здешних местах я всего лишь торговец. Делаю неплохой бизнес на изумрудах. Да тут еще водятся редкие птицы и бабочки, во внутренних районах есть несколько золотоносных речек, а одна случайно попавшая под руку безделушка навела меня на кхмерские гробницы. Ну и, конечно, время от времени мне подворачиваются всякие другие дела.

– Неудивительно, конкурентов-то у вас здесь нет, – по-английски, с безукоризненным ланкаширским произношением сказал араб.

Американец невесело улыбнулся.

– Этого не допустят местные жители. Видите ли, я для них нечто вроде божества.

– Я кое-что об этом слыхал, – подключился к разговору толстяк. – Рассказывают, что вы приплыли сюда в лодке шесть лет назад еле живой, и единственным вашим имуществом была сумка, а в ней – пять тысяч доз противочумной сыворотки.

– Я слыхал точно такой же рассказ, – подтвердил араб. – Через неделю после вашего прибытия половина здешних жителей свалилась с бубонной чумой.

– Просто мне повезло, – ответил американец, на этот раз без улыбки. – Я был рад оказать им помощь.

– Да ну?! – изумился толстяк. – Пью за вас, сэр! Я уважаю людей, которые сами куют свое счастье.

– Вы на что намекаете? – холодно спросил Джеймисон.

Воцарилось зловещее молчание. Но звонкий девичий смех разрядил обстановку.

Мужчины уставились на девушку. Джеймисон нахмурился. Похоже, он задумался, что послужило причиной такого неуместного легкомыслия. Потом он заметил, что дерганый англичанин закинул руку за спину и опустил ладонь на рукоять длинного ножа, висящего в белых кожаных ножнах между худыми лопатками парня.

– Что, сынок, зуд одолел? – со смертоносным спокойствием поинтересовался Джеймисон.

– Если одолеет, я вам сообщу, – сверкнул глазами парень. – И еще: меня зовут не «сынок», а Билли Бантервиль. Вот кто я такой и кем собираюсь быть, а любой, кто вздумает утверждать обратное, – грязный лжец, и я ему с удовольствием оторву голову… оторву голову… оторву голову… О господи, с меня сползает кожа, что случилось с моей кожей, кто поджег мои нервы, почему мой мозг кипит?! Ох, мне плохо, сердце, мое сердце!

Толстяк посмотрел на араба и незаметно кивнул. Араб достал из плоского черного кожаного чемоданчика, набитого пластиковыми ампулами с бесцветной жидкостью, шприц для подкожных инъекций и умело сделал парню укол. Билли Бантервиль заулыбался и развалился в кресле, словно марионетка, у которой отпустили нитки. Его зрачки настолько расширились, что радужка совершенно исчезла, а на худом, костлявом лице появилось выражение неописуемого счастья. Мгновение спустя он исчез.

– Скатертью дорога, – заметил Джеймисон, до этого момента молча наблюдавший за происходящим. – Зачем вам вообще понадобилось тащить с собой такого типчика?

– Он бывает полезен, – сказал толстяк.

Девушка тем временем взяла себя в руки.

– В том-то и дело, – сказала она. – Каждый из нас бывает полезен. У каждого есть нечто, необходимое остальным. Можете считать нас единой сущностью.

– Ясно, – кивнул Джеймисон, хотя на самом деле ничего не понял. – То есть каждый из вас незаменим.

– Вовсе нет, – покачала головой девушка. – Как раз наоборот. Каждый из нас постоянно боится, что его заменят. Потому мы и стараемся постоянно держаться вместе, чтобы избежать внезапной и преждевременной замены.

– Чего-то я не понимаю, – пожал плечами Джеймисон, хотя на этот раз все понял. Он подождал, пока не стало ясно, что присутствующие не намерены развивать данную тему, и снова пожал плечами. Ему вдруг стало не по себе от этого жутковатого молчания. – Полагаю, вы хотите перейти к делу? – поинтересовался он.

– Если это вас не затруднит, – вежливо сказал высокий араб.

– Не затруднит, – сказал Джеймисон. Араб внушал ему беспокойство. Вся эта компания внушала ему беспокойство. Вся, кроме девушки. Насчет нее у Джеймисона появились некоторые идеи и некоторые планы.