– Так вот, – продолжал Лют, не обращая никакого внимания на остроты воеводы, – князь наш не вернется, как обычно, через неделю, а дай-то бог, если через месяц, а то и через все два месяца, мы его увидим снова.

Боярин чуть запнулся и добавил нахмурившись:

– Если вообще когда-нибудь увидим.

– Вот те раз, – охнул Звянко, – это что же за охота у него такая?

– Это вовсе не охота, – глаза Люта снова стали серыми, несмотря на льющийся в них поток солнечного света, – это очень опасное дело, на которое наш князь пошел ради нашего города и всех нас.

– И пошел он, как ты понимаешь, на это дело не один, – боярин снова замедлил свою речь, внимательно вглядываясь в глаза Звянко, – а взял с собой самых лучших воинов, лучших из лучших.

– Лучших из лучших? – зачем-то переспросил воевода, то ли обидевшись, что его не взяли, то ли просто пытаясь осознать, чем для него все это может обернуться.

– Этих избранных чуть более трех десятков, но без них наше войско немногим лучше толпы ополченцев. Каждый из тех, кто ушел с князем, стоит десятка хороших бойцов или доброй сотни новобранцев. Они, эти избранные, всегда шли впереди всех и прорубали ряды врагов, а прочие лишь следовали за ними да спины им прикрывали. А теперь их с нами нет. Вот так.

– Это, конечно же, плохо, но в городе много бывалых ратников, – снова встрял воевода, – они отлично бьются на стенах, и я уверен, что их длинные копья и сулицы никакому врагу не позволят войти в город. Месяц продержимся, а там и князь возвернется.

– Это ты правильно подметил, что они хорошо бьются на стенах, – устало вздохнул Лют, – когда врагов надо лишь копьями сбивать с лестниц. А что с ними будет в поле? Как они выдержат удар конницы, устоят ли против хазарских ларсиев?

– Тык, какого лешего нам в поле-то выходить, – воевода наморщил лоб, – и при чем тут хазары, когда к городу ромеи прут?

– Все куда хуже, друг Звянко, – печально усмехнулся Лют, – не одним ромеям люба наша Тмутаракань. Вчера, как князь со своим отрядом ушел из города, уже в самую ночь, прискакал гонец с заставы. Хазары напали.

– Н-да, не вовремя, – крякнул Звянко, – последнее время степняки стали часто тревожить наши границы.

– Пожалуй, да только напали они не на одну заставу. Весть была о том, что хазары к Белой Веже приступили, и теперь будет у нас с ними большая война. Точнее, война уже началась, а нам лишь предстоит решить – поможем ли мы нашим братьям или позволим хазарам перебить нас поодиночке.

– Так что ж ты скрыл такую беду! – вскричал воевода. – Надо ж срочно рать собирать да подмогу слать!

– Вот! – согласился Лют. – И я точно так вначале подумал, но потом меня как осенило: если мы сейчас пошлем рать на помощь Белой Веже, то в городе почитай вообще никого не останется. А вдруг кто прознал и про то, что князя с дружиной нет? Да ведь лучше и не сыскать случая, чтобы напасть и приступом взять город.

Звянко нахмурил брови и задумался.

– Может, это вообще все подстроено, – не унимался Лют, – и гонец с заставы, и то, что князь с дружиной отправился незнамо куда? Как мыслишь?

– И точно! – воевода от возбуждения даже побагровел. – Что-то тут нечисто.

– Именно так! – боярин возложил воеводе на плечи свои железные руки крепким пожатием. – Я знал, что ты поймешь меня! Вот я и решил подождать до утра, – глаза боярина сверкнули, как лунный отблеск на клинке, – если в городе есть тайный враг, то он непременно себя проявит. Что-нибудь да обязательно произойдет, и тогда многое станет ясно.

– Сам же я превратился в сокола, – он хитровато улыбнулся в усы, – и стал летать вокруг города, озирая дальние подступы. И тут вижу: ромеи идут воинской силой с моря! Вот он, тайный враг, подло замысливший земли наши отнять!

Боярин вдруг лицом переменился, потемнев, словно туча, и очи его грозно сверкнули. Звянко слушал его, открыв рот. Оба ненадолго замолчали, обдумывая сложившуюся обстановку.

– А почему заутреню не звонят? – вдруг спохватился воевода.

Он посмотрел на церковный крест сквозь россыпь солнечных лучей, щедро рассыпанных в бледном золоте утреннего тумана. И вправду, звонарь сильно запаздывал, и Звянко не мог припомнить, чтоб такое случалось когда-либо прежде.

– Да, странно как-то, – пробормотал он, – может, там что случилось?

– Несомненно случилось, – сквозь зубы прошипел Лют.

– Что? – испуганно пролепетал Звянко.

– Как что, – усмехнулся боярин, – происки ромейской империи, которой всегда своей земли было мало. Предатель твой поп!

– Я все-таки в это не верю, – воевода, нахмурившись, собрал бороду в кулак, – он так хорошо говорил о добре, о любви к людям, о Господе нашем.

Боярин в ответ только презрительно усмехнулся в усы, но спорить не стал. Он хорошо знал, как неповоротлив человеческий ум и как трудно заставить его думать в направлении, обратном прежнему.

– В любом случае мы должны знать, где этот ромейский поп, – он попытался вывести воеводу из состояния тяжелой задумчивости и подтолкнуть его к движению в нужном направлении, – и нам будет очень полезно понять, что он все-таки замышляет.

– Да, да, – неуверенно откликнулся Звянко, все еще задумчиво хмуря брови.

Наконец он наклонился к проему, ведущему на нижний ярус башни, куда прежде спустился дежуривший здесь воин, чтобы не мешать разговору начальства.

– Эй, смотровой, где ты там? – крикнул он круто сбегающим вниз ступеням.

Воин откликнулся. В полумраке нижнего яруса, куда свет проникал только через бойницы, появилось его хмурое бородатое лицо.

– Стрелой слетай-ка в город, узнай, что там в церкви, почему службы нет.

– Исполню, – буркнул воин и снова шагнул в сумрак.

– Ну вот, скоро мы все узнаем, – воевода хлопнул кулаком десницы в ладонь левой руки – шуйцы, словно раздавил невидимого врага.

– Узнаем, – задумчиво вздохнул Лют, устремляя свой взгляд к морю.

Черная черточка на горизонте заметно выросла, и хотя корабли были еще очень далеко, но уже можно было различить, как мерно взмахивают три ряда длинных весел, толкая громадины дромонов вперед.

– Еще пара часов, и они будут здесь, – боярин ткнул пальцем в невидимую точку, за которой простиралось ровное зеркало бухты перед торговой слободой.

– Давненько я не стрелял из тяжелого лука, – он посмотрел куда-то сквозь воеводу, словно припоминая что-то далекое, – вот и развлечемся теперь, а то все с хазарами приходится баловаться пострелушками из их же степных полулуков.

Воевода ничего не ответил. Он слышал от других, что у Люта есть огромный лук, который, кроме него, никто натянуть-то и не может и с помощью которого тот пробивал насквозь щиты и доспехи, но не очень-то верил этим байкам. А к лукам степняков он относился с большим уважением. Небольшие по размерам, они очень далеко посылали легкие стрелы, и, по мнению воеводы, именно это оружие составляло самую сильную сторону хазарской конницы. Пусть эти стрелы не пробивали щиты и доспехи, но стоило лишь на секунду снять рукавицу или приоткрыть от жары ворот кольчуги, как туда тут же вонзалась злая хазарская стрела. Нередко хазарские стрелки попадали в прорези для глаз в железных личинах шлемов.