Он что-то от чего-то отделяет. И судя по солидности сооружения, всё, что за ним скрывается, строителями преграды признавалось более чем серьёзной угрозой.

Макарыч отвлекает меня от ошарашенного разглядывания вала, на который я таращусь во все глаза, и акцентирует моё внимание на нескольких странных явлениях. Указывает на едва заметный дымок, стелющийся над землёй метрах в пяти от нас; потом на идеально круглую проплешину, на её поверхности не осталось ни единой травинки; и на небольшой вихрь, кружащийся тоже неподалёку от нас, в своём вальсе приподнимая над почвой камешки и мелкий сор…

Старик поднимает крупный обломок щебня, валявшийся у его ног, и закидывает в этот самый вихрь. Когда «посылка» достигает адресата, её вдруг резко взметает вверх, а потом неведомая сила крошит гранит.

Раскрошился! Камень! В воздухе!

Я застываю, не веря собственному восприятию… Дед хмыкает, крепко берёт меня под локоток и ведёт дальше, лавируя между разными странностями, демонстрируя, что вполне можно использовать для прохода промежутки, ежели таковые отыщутся. Пока ведёт, вкратце разъясняет, где какая хрень находится, где пролегают её владения и что каждая делает…

– Тута, канешна, не все образцы, – подытоживает Макарыч. – На все одной поляны не хватило бы, да и пополняется коллекция… в реальном времени. Короче, принцип ты понял? Запомни, коль на глаз не могёшь определить границы энтой мутности, подбирай камушки или ещё чегой-то подобное да обкладывай её со всех боков… Покуда не вызнаешь наверняк, не лезь. Никада не прикидывай примерно, без исключенья каждый сантиметр важный, малость промашка, и ты труп. Туды, где сомневаесся, лучше не суйся, коль жизнь дорога.

Пробравшись через поляну, мы вступаем под сень бетонной ограды. Останавливаемся в нескольких шагах от неё.

Эта линия, судя по всему, теперь выполняет функцию визуального разграничения, показывает, где кончается нормальное и начинается ирреальное. Когда-то вал сооружался, чтобы изолировать одно от другого, но теперь эта задача уже ему не по силам, и с той стороны сюда, к нам, кое-что просачивается… Сновидения, страшные зверушки, изменённые участки пространства, например.

А сейчас просочусь я. Внутрь, отсюда туда.

– Всё, парень, здесь расходимся, – как-то даже грустно сообщает Макарыч, – забирайся по бетону, энто не тяжко, хватайси за стебли… Перелезешь через забор, опустись, и ты тама… Ужо по самую макушку тама, без дураков. За что боролся, на то и… – Он вдруг придвинулся вплотную ко мне и зашептал в самое ухо: – Чесслово, я б и дальше с тобой пошёл, до самого конца. Да не могу старуху свою бросить, понимашь, куды ей без меня…

Я киваю и порывисто обнимаю проводника. Горячо обещаю, что, если назад вернусь и буду идти этой же дорогой, обязательно загляну к ним.

– Не трынди, ё-моё, – бурчит Макарыч, – негоже о возврате болтать перед началом ходки. На-ка вот, держи! – добавляет дед, скидывая с плеча ремень своего оружия, о котором я уже знаю, что эта система называется «Рысь», и производилась она недолго, в двадцатых годах, перед самой революционной сменой поколений вооружения. – Вона, тута предохранитель… сюды вставляшь патроны… разберёсси, короче, не малый пацан.

Я восклицаю:

– Макарыч, а как же ты?!

– Как назад дойду, ты об том? Я-то дойду, не боись, знаю, как ходить. А с голоду и без огнестрела не помрём. Вот тебе ещё! – Он суёт мне в руку какой-то приборчик, называет его «химический уловитель», инструктирует, как им пользоваться, и сообщает: – По ту сторону с давнишних годов минами засеяно. Ходь осторожно, усёк? Мины, канешна, будут тока поначалу, энто военные насовали, када здеся ещё… ну, то не важно уже! Вот запасные патроны, вот оптика, прикрутишь, ежли чего… – Он суёт мне в руки подарок за подарком. – И на вот ещё.

Старческая рука ныряет за пазуху рубахи и роется там.

Макарыч вынимает руку, раскрывает ладонь – на ней лежит граната! Самая настоящая.

– На крайняк, вдруг чё… Припрёть, дерганёшь чеку, и баста.

Я безропотно принимаю дары. Не возражаю, горло перехватило. Благодарю деда за всё молча, кивками. Он желает мне удачи и, после того как мы пожимаем руки на прощание, разворачивается спиной ко мне и очень быстро, удивительно быстро для такого пожилого человека, устремляется в обратную сторону.

Дальше мне идти самому, без проводника.

Когда Макарыч скрывается в лесу, я разворачиваюсь и поднимаю голову. Смотрю вдоль заросшей плющом неровной, изрытой вмятинами поверхности, наклонной градусов на двадцать от вертикали. Мне туда. Готов ли я лицом к лицу столкнуться с неведомой силой, притаившейся по ту сторону? Ещё немного, и будет пересечена черта запредельного…

Я отбрасываю последние предрассудки и совершаю судьбоносный шаг. Рассовав подарки по карманам и в сумку, нацепляю на плечо ремень винтовки, забрасываю её за спину и хватаюсь за вьющиеся стебли. На ощупь они оказываются крепкими, ни дать ни взять верёвки.

Поднимаю ногу и нащупываю углубление, что послужит первой опорой для стопы.

Наверх, вперёд, через границу.

Назад – значит упасть вниз.

А мне хочется туда, поближе к звёздам…

* * *

Прохождение к очередной «контрольной точке» получилось, мягко говоря, крайне утомительным: изменки натыканы вплотную, создавая суровый заслон, и прежде чем понять, как его миновать, пришлось изрядно поплутать туда-сюда и наскакаться.

Попробуй не подскочи, когда у тебя перед самым носом вдруг прошмыгнёт «шаровая молния» или «язык пламени»! Прокладывание тропы – ремесло тяжкое. Стоит лишь оступиться или промахнуться в расчётах на дециметр-другой… даже представлять не хочется, что тогда будет.

Но вот, выдержав всё это мракобесие, я проник на территорию электростанции. Уж тут можно почувствовать себя в относительной безопасности; сгрудившиеся вокруг объекта ИФП, по идее, не впустят случайных тварей.

Честно говоря, я ждал внутри чего-то оригинального… ну, в духе Отчуждения нежданчики: до сих пор работающий генератор какой-нибудь в качестве энергетической аномальности или канал-портал, ведущий за тридесять земель. Но ничего интересного не нашлось, просто древняя разваленная станция, да и всё.

Крыша нигде не сохранилась, только рухнувшие перекрытия местами образовывали навес. Пол был полностью погребён под снегом, и когда я устраивался на привал, пришлось расчищать себе местечко под одним из навесов.

Положив рядом рюкзак, давно заменивший мне дорожную сумку (я её спрятал в приметном сооружении, хотя не факт, что, если туда вернусь, оно будет по-прежнему узнаваемым), и оружие, прикрыл веки. Не буду терять время понапрасну – когда в пути представляется возможность отдохнуть, лучше использовать её по максимуму. Другой может и не представиться, логично?

– …На самом деле мы не выбираем, куда идти, – сказал мне Марлин, – но выбираем, как проходить.

Я видел его нечётко, словно в тумане; лицо медленно, но неуклонно, с каждым днём, с каждым следующим разговором всё больше размывалось, улетучивалось, тонуло в забвении. Наши встречи становились всё реже. Зато голос его доносился отчётливо, на удивление звонко, словно Марлин реально сидел прямо передо мной, в самой что ни на есть яви. Голос отчего-то не забывался. Ещё непременно виделись его глаза, уставшие, рассеянные, добродушные. В любой миг могущие стать ледяными, стальными, убийственными.