Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ампер докладывает. Я ему некоторое время назад велел составить обзор по состоянию дел в мировой науке касательно электричества. (Ну а кому еще? С такой-то фамилией… Тот он или не тот – наплевать. Для остальных все равно не по профилю.)
– Анри! Повтори еще раз!..
Ампер повторяет.
Ни фига себе. Оказывается, пока я тут в поте лица, как наскипидаренный, подготавливаю революцию в освещении, в физике тоже случилась революция! Какой-то мексиканец – имя мне не говорит абсолютно ничего ровным счетом – взял и открыл электромагнитную индукцию. Которую у нас должен был открыть Фарадей. (Причем про самого Фарадея никто не слышал – то ли не родился еще, то ли вовсе отсутствует как факт: ну реальность же явно параллельная, это же уже ясно…) И теперь весь научный мир кинулся пропускать электрический ток через провода направо и налево всеми возможными способами. В том числе небезызвестный А. Вольта… Вот это сюрприз так сюрприз! А я-то соображал, как мне электрогенератор устроить! А тут – такой подарок. Ей-право – молодец этот дон – как его? – Антонио де Леон-и-Гама! Стану императором – надо будет обязательно наградить его орденом Почетного легиона! Блин – ведь не бывать же мне Председателем Земшара – в смысле императором-то! Но Гама этот все одно молодец! Как раз к следующему куплету подгадал:
Но песню иную о дальних краях
Возил мой приятель с собою в боях.
Он пел, проезжая родные поля:
«Гренада, Гренада, Гренада моя!..»
Цок-цок-цок – цокают копыта фиакра…
Да знаю я, что у фиакра нет копыт! И еще много чего другого нет… Но мне вот так хочется.
Потому что состояние у меня, можно сказать, лирическое. Склонное к поэтическим метафорам. Задумчивое, если попросту. Потому как сижу я на сиденье своего персонального транспортного средства, смотрю кучеру в спину и размышляю.
А размышляю на тот предмет, что чего-то у меня тут недотумкано было… Ну с какого бодуна я так вцепился в это Сент-Антуанское предместье? В смысле набора рабочих… То есть – понятно, с какого, но куда я так погнал? Для сооружения опытных экземпляров – что аэростата, что дирижабля – мне заказы и так есть где разместить. Дорого, да. Но что ж я хочу сразу-то все в одном флаконе? Проблемы надо пережевывать последовательно. А то и пасть себе порвать недолго… А до серийного производства еще не меньше года – раньше мы завод никак не построим. Ну так и чего я тогда? За полгода можно подготовить любого рабочего-специалиста с нуля. Проверено. А мне здесь требуется и вовсе обучить людей всего лишь отдельным операциям. Так это и за меньший срок управиться можно. Организуем школу профтехобразования и будем набирать в нее самых тех люмпенов, которых кругом хоть пруд пруди… Ну, придется поднапрячься. Программу составить. Преподавателей найти. Но это все получается куда более реализуемо, чем агитация цеховых ремесленников. Где, спрашивается, были мои глаза все это время? А черт его знает! Наполеон, блин…
Впрочем, Наполеон-то тут не виноват. Его представления о промышленности и производстве находятся на том же уровне, что и у всех здесь. То есть – на мануфактурном. Идею массового выпуска и конвейерной сборки он с моих слов уяснил, но не более того. И вот результат, да… Ну что поделаешь: Бонапарт такой же буржуазный революционер, как и остальные в нынешней Франции. И мне он ничего подсказать не мог. А сам я недопетрил… И вот теперь еду в очередной раз в комитет секции Кен-Венз на предмет душеспасительных бесед, а получается, что ехать-то было незачем…
Ну, то есть еду-то я не только за этим – у меня в предместье и другие дела имеются. Но вот вербовать в тутошней среде пролетариев надо завязывать. Не там искал. Как та бабуся из стихотворения про очки…
А весенний Париж хорош… Весь зеленый. Трава пробилась, почки распустились первыми клейкими листочками, голуби одуревшие порхают… И хотя пора цветения еще не пришла, но девушки-цветочницы с шалыми глазами уже разносят по бульварам букетики первых подснежников, фиалок и ландышей и чего там еще – из теплиц, видимо… И у прохожих, что попадаются на улицах, взгляды такие же пьяные, как и у цветочниц. Весна… Один я, как дурак, тащусь неведомо куда, неизвестно зачем…
Да уж… Что неизвестно зачем – так это выяснилось буквально сразу же. Едва мой фиакр подрулил к комитету секции Кен-Венз… Точнее – еще на подходе. Потому как проехать к зданию комитета не получилось. Из-за запрудившей окрестности толпы. Пребывающей в весьма буйном состоянии. Тоже, не иначе, по причине весеннего обострения, видимо…
Блин, как бы опять вешать не начали! Хотя, вообще-то, возле штаб-квартиры секции булочных нет. Да и толпа побольше очереди будет. Не сто человек. А с тыщу. И там, у комитета, оратор чего-то вещает. Да не один, похоже…
– …модерантизм есть скрытая дорога к роялизму! Воля народа попирается неприкрыто! Пора уже спросить, что нам дала революция девятого термидора!
– Отмену бессудных казней и системы террора против граждан! Кто-то хочет их восстановить?!
– Зато роялисты теперь появились на каждом углу! Чего ждать далее? Когда они открыто нападут с оружием на Национальное представительство?! Мы не можем спокойно смотреть, как хоронят Революцию!
– Не надо преувеличивать! Нация не позволит восстановить прежний порядок!..
Толпа, сдержанно гудя, вслушивалась в перепалку. Всех очевидным образом происходящее не на шутку интересовало. До такой степени, что моего появления, похоже, никто и не заметил. Да, сильно тут народ активен в политическом плане, да…
– Не проехать, гражданин генерал… – повернулся ко мне водила. Он же ординарец. – Что прикажете?
А чего тут приказывать? Ясен пень – поворачивать надо. И отправляться по следующему пункту сегодняшней программы. Вот только по какому поводу митинг-то?
Я встал в коляске, ухватившись за плечо солдата. Но разглядеть впереди толком все равно было ничего невозможно. Ну, стоят какие-то мужики на ступенях комитета. Ну, устроили что-то вроде публичного диспута. Кто-то там даже с оружием… Но суть-то в чем?
– Что здесь происходит, граждане? – поинтересовался я у ближайших к фиакру слушателей.
Какой-то человек на костыле, в поношенной солдатской форме, но с фартуком ремесленника поверх нее, отвлекся от вслушивания в обрывки доносящихся от комитета фраз и бросил на меня раздраженный взгляд. Но раздражение тут же сменилось интересом. Он грузно – явно непривычно – развернулся, всем телом повисая на костыле, и всмотрелся в меня пристальней. Лицо его уродовал шрам на правой щеке. Шрам был вполне свежий. Возможно, поэтому я признал человека не сразу.
– Ба! – опередил меня одноногий. – Да это ж никак наш генерал!
А вот по голосу я его вспомнил сразу.
– Сержант Франсуа Жубер, если не ошибаюсь? Второй батальон второго полка?
– Был сержант Жубер, да весь вышел! Теперь вот опять сапожничаю… А у нас в бригаде слухи ходили, что вас из армии выгнали…
– Так и в самом деле выгнали. Только об этом рассказывать долго. Скажи-ка мне лучше – что тут такое делается?