Вячеслав Иванович Грязнов открыл холодильник и задумчивым взглядом исследовал его содержимое. Потом виновато сказал:

— Сань, прости, в холодильнике шаром покати. Пельмени будешь?

— Спасибо, я неголоден.

— А под сто грамм?

— Да нет, я воздержусь. Башка что-то весь день болит.

— Завтра дождь обещали, вот и болит. Давление.

Пока Грязнов ставил воду под пельмени, Турецкий пил кофе и курил.

Наконец Вячеслав Иванович покончил с «этим грязным делом», так он называл любую работу по хозяйству — от уборки комнат до приготовления яичницы, и тоже сел за стол.

— Итак, Саня, что мы имеем? Стволы из сейфа вещдоков проверены. Мамотюк и Ханов убиты не из них. Психопатка Лаврова отказалась от своих показаний и не опознала Подгорного по фотографии. Тот паренек из «порносекты» тоже. Похоже, на них сильно надавили. Очередной провал?

Турецкий нахмурился:

— Такое ощущение, что тебе не терпится усадить Подгорного и Филиппову за решетку. Ты должен радоваться, что подозрения по поводу твоих коллег не оправдались.

— Брось, Сань. Ты прекрасно знаешь, что убивали они. Возможно, у них были для этого веские причины, не спорю. Но преступление есть преступление.

— А как же презумпция невиновности?

— Ты мне об этом не рассказывай, хорошо? Одно дело — знать, другое — доказать. — Грязнов взял чашку Турецкого, отхлебнул из нее кофе и поставил на место. — Я установил за Филипповой и Подгорным наблюдение, — сказал он. — Но Подгорный — хитрый старый лис. Его голыми руками не возьмешь. Тем более мы даже не знаем, кто будет их следующей жертвой.

— Кипит, — сказал Турецкий.

— Что? Кто кипит?

— Вода, говорю, кипит!

— Ах да.

Грязнов высыпал пельмени в кастрюльку и вернулся за стол.

— Ладно, с пареньком из «порносекты» понятно. Но ума не приложу, когда Подгорный успел припугнуть Ингу Лаврову?

Турецкий пожал плечами:

— Она могла просто передумать. Без всякого принуждения.

— Могла, конечно, но… Черт!

— Что?

— Забыл проверить автоответчик. Жена должна с дачи позвонить.

— Ну так иди и проверь.

— А за пельменями последишь?

— Угу.

— Смотри не съешь, — усмехнулся Вячеслав Иванович. — Имей в виду, я их все пересчитал и пометил.

— Иди читай, куркуль.

Маячок автоответчика показывал два непроверенных сообщения. Первое сообщение было от жены. Грязнов внимательно его прослушал, вздохнул и перешел ко второму.

— Вячеслав Иванович, — послышался из динамика мужской голос, — это Эдмонт Васильевич Вермель говорит. Помните такого? Я звоню по важному делу… Не знаю даже, как начата… В общем, сегодня моя жена достала из почтового ящика листок бумаги. А на нем — моя фамилия. И она перечеркнута. Не знаю, можно ли к этому относиться всерьез, но мне что-то не по себе от таких шуток. Возможно, я преувеличиваю, но… В общем, не знаю. Завтра утром я буду в Дворянской палате. Будет время — подъезжайте, поговорим. Я в долгу не останусь, вы меня знаете. Номер моего сотового… Всего хорошего и привет жене!

Грязнов посмотрел на автоответчик и нахмурил рыжеватые брови.

— Вот вам и следующая жертва, — тихо проговорил он. Затем крикнул: — Сань! Иди-ка послушай!

Когда Турецкий пришел в гостиную, Вячеслав Иванович дал ему прослушать запись.

— Это тот самый Вермель, который олигарх? — поднял брови Турецкий.

Грязнов кивнул:

— Угу.

— Гм… — Александр Борисович задумчиво почесал нос. — Теперь припоминаю. Он действительно спонсировал конкурсы красоты. Его физиономия даже на рекламных плакатах красовалась — в окружении длинноногих красоток. Я даже слоган его помню. Что-то вроде — «Красота спасет мир! А мы поможем ей это сделать!» Или «А мы поможем ей финансово!» Что-то в этом духе.

— Да, я тоже помню. Вот тебе и связь с предыдущими жмуриками. Ты запомнил номер его мобилы?

— Да. Диктуй, я наберу.

Турецкий продиктовал номер мобильного телефона Вермеля, Грязнов набрал и включил громкую связь.

— Слушаю вас! — раздался из динамика бодрый голос Эдмонта Васильевича.

— Грязнов беспокоит. Я прослушал ваше послание на автоответчике.

— А, Вячеслав Иванович. Знаете, я думаю, что слегка погорячился. Все это чушь собачья. Детские шалости. Не стоит внимания.

— Я так не думаю.

— Правда? Что ж, на этот случай я принял необходимые меры. Ко мне теперь ни одна муха без разрешения не подлетит.

— Вы усилили охрану?

— Угу. И с людьми общаюсь крайне избирательно. Так что за меня можете не волноваться. Впрочем, спасибо за звонок. Всего хорошего!

— Но…

Вермель отключил связь. Вячеслав Иванович чертыхнулся и снова набрал его номер. Раздался гудок, затем второй… Последовали короткие гудки — Вермель не желал разговаривать.

— Вот так, — с ухмылкой сказал Грязнов Турецкому.

— Брось, — сказал Александр Борисович. — Кто-кто, а уж Вермель-то точно в безопасности. С его-то возможностями. Завтра заеду к нему в офис и поговорю.

— Да, я тоже так думаю. И к тому же… — Грязнов вытаращил глаза.

— Что такое? — удивился Турецкий.

— Пельмени!

— Черт!

Мужчины бросились на кухню.

— Ну вот, — сокрушенно сказал Вячеслав Иванович, выгружая в тарелку то, что должно было быть пельменями. — Будем есть пельменную кашу.

— Какая разница? То же тесто, то же мясо, только форма не та.

— Форма, Саня, в этом деле главное.

Пока Вячеслав Иванович возился с пельменями, Турецкий задумался. Его лоб прорезали резкие морщины. В глазах появилось озабоченное выражение.

Вячеслав Иванович принялся накрывать на стол, но Турецкий посмотрел на часы и вдруг засобирался.

— Ты куда это?

— Да хочу пройтись по свежему воздуху. Я тебе вечерком перезвоню, и решим, что делать дальше.

— А как же пельмени?

— Свою кашу ешь сам. Пока!

На улице было сыро и прохладно. Поначалу накрапывал мелкий дождь, но вскоре перестал. Налетел порыв холодного ветра, и Турецкий поежился. Потом поднял ворот и сунул руки в карманы куртки. Сквер за это время стал еще зеленее (вернее, учитывая поздний час, еще чернее). Один из фонарей перегорел, и большой отрезок аллеи погрузился во тьму. Вышагивая по нему, Александр Борисович чувствовал себя неуютно.