— Жор, пойдём в Вездетанк, — предложила Светка.

— Погоди, надо…

— Завтра, Жора. Надо поесть, будет сладкое, потом отдохнуть.

— Надо… да, ты права. Сладкое? — заинтересовался я.

— Будет, — веско кивнула Светка.

И было, правда не в том смысле, как я подумал. Но без этого “десерта”, опять вымотавшего меня в умат, я бы вряд ли заснул. Точно повезло мне со Светкой, несмотря на массу её достоинств, с кавычками и без.

А проснувшись, я перед докладом ассистента решил проверить — а что чинил-лечил он после установки и лечил ли. А то вот мы надумали, криотравма. А может, и не глючилось мне ничего? С учётом уже найденного лифта — это практически гарантированно, но проверить недолго, да и спокойнее будет. Причём, вне зависимости от ответа БАППХ спокойнее.

Так что после приветственного доклада я сразу же уточнил — а не чинил ли БАППХ органических повреждений мозга при развёртке. Ну и какие они были, если были, само собой.

Мозг носителя при активации БАППХ не был повреждён. В процессе эксплуатации БАППХ носитель неоднократно получал повреждения головного мозга, исправляемые БАППХ, но в момент активации не было выявлено никаких патологий. На основе анализа БАППХ — это само по себе аномалия, с учётом действий и поведения носителя.

— Сам дурак, на всю голову ударенный, — облегчённо огрызнулся я.

Подтверждаю. УСЧ функционирует в части организма носителя, именуемой “голова”. Постоянные травмы и удары данной части организма носителя делают формулировку “на всю голову ударенный” в отношении БАППХ — корректной.

— Вот ты — ударенный, а я нет.

Нелогично.

— Конец связи, — ехидно отмыслил я.

Ежедневный сеанс связи с носителем закончен.

Вот так, а то распустился, понимаешь! Это Светка его плохому учит, точно.

А после завтрака направились мы к крышке. И опять — резка, расшатывание, изымание. К вечеру под слоем металлопласта толщиной в полтора метра (метр сорок, если быть совсем точным), обнаружилась керамопластовая плита.

— А я уж рассчитывала, что всё, — хмыкнула Светка.

— Ты для этого разряд по крышке пускала? — уточнил я.

— Да, прикинула примерную толщину, — признала подруга.

— Ничего это толком не скажет, Свет. До десяти метров толщиной — вполне может быть, композитная структура.

— Десять — что-то чересчур.

— Скорее всего — три или пять, — признал я. — Просто тут чёрт знает, что за нормативы использовались, постоянная или аварийная крышка. Можно вибрацией попробовать проверить — но зачем?

— Всё равно пробивать, — хмыкнула подруга.

— Ну да, а делать больше, чем мы делаем, можно. Но нерационально, вымотаемся без толку.

— А тут трахони, — ехидно напомнила Светка, на что Бейго аж передёрнулся.

— А мы в броне!

— Жора, этим лошадкам, думаю, это не будет особым препятствием.

— Издеваешься?

— Немного.

Вернулись, повторили программу последних дней, вернулись к люку. Правда, я взял вибротестер, в плане толщины. Вопрос не времени работы — сделаем в любом случае. А той же проблемы, что и когда я пробивался в сервисный центр андроидов: можно провалиться во вскрываемое помещение. Два слоя было точно, почему я с металлопластом не беспокоился: защита от радиации даже на аварийных заслонках объектов стратегической важности типа орбитальный лифт ставились. А вот больше — чёрт знает. Мне с ОПБК вроде и не особо страшно, но я не один.

— Аварийная, — озвучил я, в ответ на вопросительный взгляд Светки. — Два метра керамики, метр сорок — металлопласта, и всё.

— Вот и хорошо, — логично заключила Светка.

Продолжили работу, и на третий день оставался тонкий слой металлопласта. Трахони вились вокруг нас, но распугивались, хоть и с переводом боезапаса. Вообще — чёрт знает, были ли они именно тем фактором “биологической угрозы” или нет. Но, скорее всего, были. Тот же Бейго — сильный, опасный, разумный, да вооружённый, в конце-то концов. И дрожал и боялся этих трахарей-террористов. Хотя к концу работ подуспокоился и перестал вскакивать мне на спину, цепляться и дрожать.

А мы готовились к проникновению. Я ловчего переделал на “притягивающе-бобинный” манер, захватили магнитные держатели, кучу нейлонобелковых тросов. Думал сразу взять ВОдЧ-18, но тут Светка отговорила: сразу с собой мы его не потянем: мало ли, что внутри. Может, система защиты или что-то такое. Да и отметила Светка неприятную, но возможность.

— Понимаешь, Жора, я хочу, чтоб ты был готов к тому, что лифта там не будет, — озвучила подруга.

— Как это не будет, когда даже БАППХ подтвердил — не было у меня галюнов на Нитронске! — возмутился я.

— Он подтвердил, что не было патологических повреждений головного мозга, — несколько испортила мне настроение рыжая. — Криоамнезия у тебя была, — на что я вынужденно кивнул. — Но не в этом дело, Жора. Я почти уверена, что в округе есть орбитальный лифт.

— Так…

— Только не уверена, что он под этой плитой, Жор.

— Эммм… — задумался я, но кивнул. — Да, логично. Может и складом каким-то быть или ещё чем-то. Обидно будет, ну да и чёрт с ним. Найдём, если что.

— Найдём, — не стала спорить Светка.

И вот, наконец, закрепив паутинным клеем, вытянули мы металлопластовый блин из пробитого хода. И заглянули… А не в темноту! Из дырищи, в отдалении, светили спускающиеся в неразличимую глубину ряды ламп. Правда, до них было не меньше полутора сотен метров, но были.

А понять, что там — не поймёшь. Шахта, фактически по размеру поляны, с лифтовыми рельсами по стенам, как отметил я, засунув голову в дыру.

— Кто так строит?! — возмущённо ворчал я, хотя и был чертовски доволен. — Центрохрантруда на этих строил криворуких нет! Объект стратегического значения!

— Центрохрантруда ни на кого сейчас нет, Жора. И чего ты развозмущался?

— Да рельсы грузового лифта есть. А лестницы — ни одной! Это минимум четыре норматива строительства нарушено, обычного строительства, Свет! А для стратегического объекта…

— Десять лет непрерывного расстрела? — ехидно уточнила Рыжая.

— Что-то типа того, — фыркнул я. — Ладно, магнитные держатели