(Именно тогда родилась знаменитая английская поговорка: «Джентльмен к западу от Суэца не отвечает за то, что делает джентльмен к востоку от Суэца». Очень удобная поговорка, что уж там…)

Освоившись в Египте, англичане обратили пытливый взор на юг, в сторону Судана. Логика была незатейливая: Судан числится египетским вассалом? Числится. А чей нынче Египет? Вот то-то…

И англичане вторглись в Судан. Вот только им там пришлось гораздо жарче, чем в Египте. Сначала военная удача им сопутствовала, но потом в Судане вспыхнуло то, что мы сегодня назвали бы фундаменталистской исламской революцией. Вождь нашелся быстро – бродячий проповедник, как считают, дервиш, объявивший себя Махди, то есть Мессией. Собрал немалое число дервишей (те еще фанатики), воинов примкнувших к нему пустынных кочевых племен и объявил священную войну против «неверных собак». Таковыми для него были не только англичане, но и египтяне-сунниты: и сам Махди, и его воинство исповедовали ислам ваххабитского толка, существовавший к тому времени уже более ста лет.

(Некоторые исследователи, и достаточно серьезные, считают, что ваххабизм был создан английской разведкой, чтобы противостоять традиционному исламу Ближнего Востока, суннитам и шиитам. Если это так, то англичане выкормили зверя на свою голову.)

Известно, как трудно воевать с фанатиками, совершенно не боящимися смерти в бою. У англичан никакой идейной подпитки, в общем, не было – стремление «нести цивилизаторскую миссию белого человека» было свойственно разве что офицерам-джентльменам, а рядовые солдаты им проникались плохо. К тому же корпус вторжения целиком состоял из египтян, плохо представлявших, зачем их туда погнали. В 1883 г. махдисты до последнего человека уничтожили десятитысячную армию интервентов вместе с ее командиром, английским полковником Уильямом Xиксом, в следующем году осадили столицу Судана Хартум, а в 1885 г. и взяли. Погиб и английский командующий генерал Гордон, ветеран Крымской кампании, когда-то разбивший тайпинов…

Так уж сложилось, что реванш британцы смогли взять только через тринадцать лет. Махди к тому времени уже умер, и суданским войском командовал его сын Халиф. В 1818 г. в Судан вторглась англо-египетская армия под командованием генерала Китченера. Противники сошлись в пустыне при Омдурмане. Военная отсталость махдистов сразу же проявила себя – их было примерно 52 000, но они растянулись в шеренгу длиной миль в пять. 20 000 солдат Китченера встали в каре спиной к Нилу. Махдисты были вооружены устаревшими мушкетами, копьями и мечами. Англичане – не только скорострельными винтовками Ли-Метфорда, но и военной новинкой того времени – пулеметами Максима. Правда, не на привычных нам колесиках, а на огромных станках, больше напоминавших орудийные лафеты. Но скорострельность была той же самой…

Описание этой битвы (точнее говоря, бойни, оставил интересный очевидец – стоявший в каре 23-летний офицер по имени Уинстон Черчилль. Ага, тот самый. Он вообще-то служил в стоявшем в Индии полку, но выпросил у начальства разрешение отправиться в Судан в качестве военного корреспондента газеты «Морнинг пост». Как он рассказывал потом, у махдистов не было никаких шансов против «механизированного рассеивания смерти, которую цивилизованные народы довели до такого чудовищного совершенства» (это о пулеметах).

Черчилль: «У пулеметов Максима выкипела вода в кожухах, и несколько из них пришлось наполнить из фляг шотландцев Камерона, чтобы пулеметы могли продолжать свою смертоносную работу. Гильзы, звякая о землю, образовывали растущие кучки возле каждого человека. И все это время на другом конце равнины пули пронзали плоть, разбивая и раскалывая кости, кровь хлестала из ужасных ран; отважные люди продолжали бороться в аду свистящего металла, взрывающихся снарядов и вздымающейся пыли, страдая, отчаиваясь и умирая…. Сраженные махдисты падали, тела сплетались, образуя кучи».

Продолжалась эта бойня пять часов – махдисты шли и шли на пулеметы с совершеннейшим презрением к смерти. По одной из английских оценок, они потеряли 95 % людей, причем убитыми – только пятую часть. Оставшихся на поле боя раненых Китченер хладнокровно приказал вырезать всех до одного: это он так мстил за прошлое поражение и персонально за Гордона. Потери Китченера – около четырехсот солдат (из них только 48 англичан, остальные – египтяне). Китченеру, однако, этого было мало: он приказал разрушить мавзолей Махди и «в качестве трофея увез его голову в канистре из-под керосина» (Черчилль).

Вообще-то молодой Черчилль, впервые ставший свидетелем кровопролитного боя (тем более такого) сожалел об осквернении останков Махди и о «жестокой резне раненых», был глубоко потрясен тем, как пулеметный огонь превратил дервишей в подобие «грязных обрывков газет», которыми была усеяна равнина. Однако сожаление и потрясение он благоразумно высказывал в частных беседах, в кругу близких и знакомых, а в газете писал другое: что Омдурман стал «наиболее значимым триумфом, который когда-либо одерживала над варварами нация»…

В конце XIX в. на новый виток вышла неуемная тяга англичан к изобретательству. Речь на сей раз шла не о технике: родились и получили большое распространение новые теории и даже целая наука – прямо скажем, откровенно человеконенавистническая. Началось с так называемого социал-дарвинизма. Дарвин в своей классической работе «Происхождение видов» писал всего-навсего о животных, утверждая, что выживают и дают полноценное потомство только те организмы, что лучше других приспособлены к окружающей среде. Его лихие последователи (если только тут уместно это слово) распространили и на род людской эту теорию, суть которой можно выразить в двух словах: «выживает сильнейший». Иными словами, слабым нет места в человеческом обществе, и они обречены на вымирание, не выдерживая конкуренции с более сильными, как существа неполноценные, а следовательно, бесполезные для успешного развития общества. Пока еще никто не заговаривал о целеустремленном уничтожении «неполноценных», это придет позже, когда идеи социал-дарвинизма пышным цветом расцветут в других странах (причем я говорю не только о нацисткой Германии).

Собственно говоря, это были всего-навсего старые песни на новый лад, опиравшиеся на насчитывавшую несколько веков кальвинистскую этику, по которой Бог заранее, еще до рождения, определяет судьбу человека, определяя одних в «ценные» и обеспечивая им благосостояние, другим отводя роль изгоев-бедняков, едва ли не животных, которым и сочувствовать-то грешно.

Дарвин, сам по себе человек добрый и гуманный, прожил достаточно долго, чтобы застать подъем социал-дарвинизма и ужаснуться тому, что говорят и пишут его «ученики». На пять лет пережил одного из видных теоретиков социал-дарвинизма, экономиста и политолога Уолтера Беджгота, в своей книге нарисовавшего стройную систему идеального, на его взгляд, общественного устройства Англии: «низшие классы» полностью передоверяют выбор тех, кто будет ими управлять, «высшим», поскольку тем самим Богом предназначено быть наверху. Средние классы обладают все же возможностью выбора и кое-какой степенью свободы, но и они должны признать, что власть сосредоточена в руках аристократии. Успел почитать и еще кое-какие «теоретические труды» социал-дарвинистов. Искренне ужасался, но не мог ничего поделать и ни на что повлиять: только твердил беспомощно: «Я не этого хотел», «Я не ожидал, что мои идеи получат такое развитие», «Я вовсе не это имел в виду». Социал-дарвинисты не обращали на его робкие, практически неслышимые миру протесты ни малейшего внимания, увлеченно гнули свое. «Мир – это шатер для истинных властителей» – это английский писатель Мартин Таппер. Ему вторил земляк и коллега по перу Чарльз Дилк: «И вот туземцы Северной Америки, Австралии и Новой Зеландии, Китай, Япония, Африка и Южная Америка вскоре должны достаться всепобеждающим англосаксам».