– Фу, управились, – облегченно вздохнул Рабинович, вместе со мной возвращаясь обратно на бархан к патриархам. – Теперь пусть сами разбираются.

В общем, организовать у переселенцев зачатки общественного строя мы помогли, ну а то, кого там они назначат начальниками, меня интересовало меньше всего. День уже давно клонился к вечеру и грозил превратиться в ночь, а у меня уже несколько часов даже клочка кошачьей шерсти во рту не было. К тому же я по жаре изрядно набегался. А поскольку в плане физиологии я от верблюда сильно отличался, то и пить мне хотелось куда больше, чем вышеуказанному представителю местной фауны. Мой Рабинович сам догадаться о моих потребностях был не в состоянии (видимо, солнышком башку напекло), поэтому пришлось у него самым безапелляционным тоном потребовать воды и пищи.

– Действительно, пора бы и поужинать, – согласился со мной Рабинович. – Сейчас пойду узнаю, кто тут за продовольствие отвечает.

Сеня тут же направился к патриархам, и я, чтобы не дать хозяину возможность забыть о моем питании и начать болтать с Моисеем о всякой ерунде, пошел вместе с ним. К счастью, моего вмешательства не потребовалось. Не отвлекаясь на политику, Рабинович сразу заговорил со старцами о еде. Однако тут же выяснилось, что Моисей с Аароном являются крайне непрактичными людьми. Согласитесь, странно слышать такое о евреях! Отправляясь в Землю обетованную через пустыню, они не только не подумали о том, чем сами будут питаться в этом странствии, но даже и личных вещей никаких не захватили.

– Не знаю, – пожал плечами Аарон в ответ на вопрос Рабиновича об ужине. – Продукты, конечно, где-то есть, но в такой неразберихе их сразу не отыскать. Вот сейчас закончим распределение должностей и попробуем с этим вопросом разобраться.

– Ну-ну, пробуйте, – разочарованно буркнул Сеня и вернулся назад. – Андрюша, доставай свои запасы. Только не говори, что ничего пожрать с собой не захватил. Все равно не поверю.

– Что бы вы без меня делали? – хмыкнул Попов и пошел к своей повозке. – Посмейте мне теперь хоть раз еще предъявить, что я только о еде и думаю.

– Ладно. Не ворчи, – Рабинович плюхнулся на ковер, расстеленный прямо на вершине бархана. – Блин, ну и муторное это дело, людей из Египта выводить.

– Понял теперь, как нам с вашим братом бывает туго? – самодовольно хмыкнул Жомов. – Больше не обижайся, когда я чего-нибудь про евреев говорю.

– Тоже мне, беспроблемная нация нашлась! – наперекор ему обиделся мой Сеня. – Да если бы мы не евреев, а славян из Египта выводили, то не то что за сорок, за сто сорок лет бы не управились. Вам же сначала обмыть идею нужно, затем опохмелиться и подумать на трезвую голову. После этого принять решение и тут же отпраздновать это принятие. Потом отпраздновать празднование, следом опохмелиться и пойти прощаться с друзьями, родственниками, знакомыми, родственниками знакомых, их друзьями…

– Ну завелся, – оборвал его омоновец. – Все. Давай замнем все для ясности, типа я вообще ничего не говорил. А то до утра стонать будешь.

– Тогда больше и не обижайся, когда я славян поминаю, – ехидно проговорил Рабинович, но дальше развивать тему не стал.

Несколько секунд мы сидели в молчании, ожидая явления Попова народу. Тот управился с ревизией своих запасов довольно быстро и вернулся назад, волоча по песку довольно увесистый мешок. Его появление было встречено радостным потиранием рук, довольным хмыканьем и высовыванием языков. Последнее, правда, сделал не только я. Нахор попытался изобразить что-то подобное, плотоядно облизнув губы. Андрюша разложил припасы на ковре, и уже мы собрались ужинать, как вдруг выяснилось, что за всей этой суетой мы напрочь позабыли о Горыныче.

– Блин, мужики, хреново поступаем, – констатировал Жомов. – Нужно и эту керосинку ужинать позвать. Все-таки он хоть и гуманоидами нас постоянно обзывает, но кормить его иногда надо. Да и самогонку проверить не помешает, а то, Андрюша, совсем ты о своих обязанностях забыл.

– А ты не охренел? – обиделся Попов. – Я ее что, для себя одного гоню? Сам пьешь больше всех, вот и иди проверяй!

– Не надо! – осадил Рабинович уже вскочившего на ноги Ваню. – Сам схожу посмотрю. Самогонка целее будет.

Назад Сеня вернулся вместе с Ахтармерзом. Горынычу, не покладая рук трудившемуся целый день на благо ментов, тут же предложили лучшие куски мяса, но тот с отвращением отказался, заявив, что и так уже сутки напролет ест, пополняя запасы сероводорода в организме. А затем сказал, что теперь, чтобы устранить дисбаланс в функционировании органов, ему придется сутки поститься.

– А самогонка как же? – оторопел Ваня.

– Я и так уже произвел столько алкоголя, что его хватит, чтобы половину нашей планеты от вредителей избавить, – сердито проворчал Ахтармерз, почесывая крылом правую голову. – Ну, не понимаю я, как вы, гуманоиды, можете столько алколоидов употреблять?! Ведь если сопоставить их количество, поглощенное вами, с килограммом вашего же живого веса, то получится, что никаких бактерий в вашем организме просто существовать не может. Ни вредных, ни полезных. Мы еще этого не проходили, но, по-моему, у вашего вида от алкоголя даже красные кровяные тельца деформируются…

– Ты давай не умничай, говорилка огнедышащая, – урезонил его Ваня. – Тебя сюда жрать позвали, а не антиалкогольную пропаганду вести. И вообще, в последний раз предупреждаю. Еще раз нас гуманоидами обзовешь, я тебе на все три едовища цементные заглушки поставлю. Будешь тогда пламя через оставшиеся отверстия выпускать, а я посмотрю, насколько они у тебя к температурным перепадам приспособлены!

Ахтармерз решил не проверять, насколько реальна угроза омоновца, и, демонстрируя полное презрение к оппонентам, повернулся к столу задом, а к евреям передом. С нами была дама, поэтому Сеня терпеть такую вульгарность не стал. Ласково стукнув Горыныча дубинкой по хвосту, он объяснил ему правила этики. Наш трехглавый второгодник обиженно зыркнул, но приличествующее случаю положение все-таки занял.

Теперь можно было и к ужину приступать. Понятное дело, что я после отказа Ахтармерза от мясной вырезки рассчитывал, что эти лакомые куски достанутся мне – все-таки трудился я ничуть не меньше подвизавшегося в самогонной промышленности птеродактиля. Однако, к моему вящему удивлению, мои соратники принялись жрать мясо сами, выделив мне всего лишь бараньи ребра. Нет, не стану говорить, что мне они не нравятся, но обидеться имею полное право. Значит, если эта летающая пламефырчалка разговаривать может, так мои менты с ним почти как с равным обращаются, а мне за мое безмолвие можно всякие пищевые отходы совать? И эти гады еще друзьями называются?

– Сеня, все равно у тебя с псом что-то не в порядке, – выслушав мои вопли, озабоченно проговорил Жомов. – По-моему, он какую-то заразу от местных шавок все же подхватил. Ты его ветеринару покажи, как только домой вернемся.

– Я тебя ветеринару покажу, – вступился за меня хозяин. – Не приставай к Мурзику. Он просто пить хочет, – и Сеня сунул мне под нос полную миску воды.

Я сначала и его облаять решил, а потом махнул на все хвостом. Ну чего орать-то, если люди из-за своей ограниченности нормальный собачий язык за простой набор звуков принимают и учить его не хотят?! Пришлось промолчать и довольствоваться бараньими ребрами. Все-таки это лучше, чем ничего. А за пренебрежение ментов к моей персоне я все же решил отыграться. Как-нибудь позже. Когда случай удобный представится.