– Прости, но ты мало похож на семейного психолога, да и методы у тебя… скажем так… не располагающие к беседе.

– Сделай над собой усилие.

– Я не знаю, что говорить. – зло прорычала она и напористо дёрнула руками.

Повернула голову в сторону Магницкого и трижды повторила манёвр, раздирая тонкую кожу в кровь. Впрочем, ничего, кроме мягкой улыбки она не добилась.

– Я не разделял пристрастий брата к кованному изголовью. Это казалось дичью и пережитком прошлого. Только сейчас понимаю, насколько же сильно ошибался. Жутко возбуждающая картинка. – поведал он, поднимаясь с кресла.

Магницкий обошёл кровать стороной, склонился над Ани, чтобы осторожно провести пальцами по саднившей коже. Она протестующе зашипела, выгибаясь, но не смея отстраниться. В ответ получила очередную мягкую… одобрительную улыбку. А когда он перекинул через неё ногу и зафиксировал тяжестью своего тела, беспомощно округлила глаза.

– Рехнулся? – жарко выдохнула, не понимая толком, испугалась она или нет.

Магницкий, опираясь на кулаки по обе стороны её тела, подался к лицу, неуловимым поцелуем коснулся линии нижней челюсти, подбородка, губ. И замер, обдавая лицо горячим дыханием.

– Не знаешь, что говорить? – уточнил скучающим тоном. Движения губ приводили к контакту. Магницкого это забавляло. В напряжённой тишине слишком отчётливо было слышно, как Ани сглотнула.

– Нет.

– Тогда, думаю, согласишься на наводящие вопросы.

– Не знаю, наверно. – нервно повела она шеей, не позволяя ему снова и снова касаться своих губ.

– Что тебя возбуждает? – проговорил Магницкий прямо в них и отстранился, чтобы видеть глаза. – Сила? – предположил он, нахмурившись. Казался предельно сосредоточенным. Ани безвольно зарычала и дёрнулась, желая сбросить его с себя.

– От-пу-сти ме-ня! – зашипела она, выгибаясь и ёрзая.

Магницкий припал к ней всем телом.

– Давай двигайся. Так мне хотя бы приятно. – нагло рассмеялся он, заставляя замереть. Потому что чувствовала возбуждение. Возбуждение в его паху и… во всём теле. Оно же правило и головой, сочилось сквозь тёмные зрачки, заполонившие радужку. – Не сила, нет… – продолжал он, пытаясь найти отклик в её глазах. – Тебя заводит, что я не направляю эту силу против тебя. Заводит, что я её контролирую. Волнует, что этой силой можешь управлять ты сама. – завораживающе шептал он и с удовольствием принял в награду её сбившееся дыхание и сдавленный стон.

Её тело мелко дрожало, его уже ощутимо вибрировало. Магницкий завёл руку за её голову, запустил пальцы в волосы и сжал их в кулак. Зрачки расширились, губы скривились, как бы выдавая безмолвное рычание. Ей не было больно. Было страшно раскрыть себя настоящую. Показать то, что всегда оставалось её маленькой тайной.

До момента, когда он всё же поцеловал, Анита от напряжения уже вовсю лязгала зубами. И не было в её голове желания противостоять или бороться за право быть первой, главной. Это было подчинение. Признание его безоговорочного лидерства.

Магницкий углубил поцелуй, заставляя отпустить и последние мысли. Жадно отвоёвывал миллиметр за миллиметром, исследуя языком её рот. Кулак в волосах удерживал сознание на грани, сжимаясь сильнее, как только Анита пыталась уплыть или раствориться в ощущениях. Он не хотел отпускать. Хотел, чтобы была с ним.

– Ты никогда не станешь ручной. – пробормотал он, разорвав поцелуй. – Твой дружок этого так и не понял. В том его ошибка. – поведал он, отрезвляя словно пощёчиной.

– Если маленькая и глупая устрица не желает быть съеденной и не хочет раскрываться, можно взять нож и раскрыть её против воли. Разломать, раскрошить её защиту. – зло рассмеялась Анита.

– Ты не глупая. Просто ты устала. Быть слабой не страшно, малыш. Страшно не найти того, кому эту слабость можно показать.

– В чём твоя слабость, Магницкий?

– В том, что я не умею жить ради себя. – легко признался он и, наконец, отпустил.

Он убрал руки, слез с неё, перекатившись на вторую половину кровати. Анита отрешённо проводила его взглядом. И не смогла признаться, что без него стало холодно и… и пусто. Стало страшно, больно, одиноко! И Ани ненавидела его в этот момент. Настолько сильно, что хотелось разреветься в голос. Кричать и обвинять его. А ещё хотелось, чтобы он успокоил. Чтобы обнял, прижал к себе, чтобы нашёптывал на ухо беспорядочные и не имеющие смысла слова. Но Магницкий этого не делал. Он очень внимательно на неё смотрел.

– Попроси. – вдруг выдал сдавленным шёпотом. Анита напряжённо сглотнула.

– Отпусти меня…

– Попроси о том, чего хочешь сейчас.

– Отпусти. – повторилась она и отвернулась, не желая видеть осуждения в его глазах.

– Упрямая, значит? – зло выговорил он и поддакнул самому себе согласным кивком.

Магницкий соскочил с кровати, а вернулся с малюсеньким ключом в руках. Браслеты наручников звякнули и остались висеть на витых прутьях. Дальше он с лёгкостью развязал путы на ногах. А для убедительности ещё поддёрнул и тряханул Ани, призывая к движению.

Её тело отозвалось на все манипуляции протестом. Замлевшие руки и ноги отказывались слушаться. Прилив крови отдавался тысячей пронизывающих насквозь игл. Но она встала и пошла. Не оглядываясь и будто бы не сожалея.

– Да какого чёрта! – взревел за спиной Магницкий и нагнал её в несколько скорых шагов.

Он схватил её, стиснул до боли, до хруста в рёбрах. Выдавил напрочь весь воздух, все силы, всю дурь! Развернул в своих руках и сжал ладонями лицо.

– Да что ты творишь?! – сдавленно прорычал, призывая к сознанию. – Неужели… неужели ты бы ушла сейчас? – поразился он пониманию и вдруг осознал: да, ушла бы. Да, и не подумала бы обернуться. – Тебя нельзя отпускать, да? – догадался, внимательно всматриваясь в её лицо. – Нельзя отказываться, нельзя оставлять одну? Тебе нельзя давать выбор?

Она отрицательно качнула головой.

– Тогда я всё решу за тебя.

– Нет…

– Нет?! – зло рассмеялся он. – Нет – нельзя или нет – не отпускай?!

Ани попробовала отвернуться, но Магницкий уже слетел с орбиты. Он давил, он настаивал, он хотел управлять! Сжал пальцами лицо, не позволяя разорвать взгляд. Сбросил её неуверенные пальчики со своих предплечий, когда попыталась остановить. Безжалостно встряхнул, провёл большими пальцами от углов нижней челюсти к самому подбородку и надавил, выворачивая голову вверх. Подавал самому себе. Чтобы контролировать глаза, губы, мысли! Больше не ждал ответа, отчаянно брал, заставляя поддаться, согласиться, принять его и его истину. А ещё силу, помощь, поддержку!

– Не отпускай. – наконец, осмелилась Ани попросить.

Из её глаз уже вовсю сыпались слёзы, в теле нарастала слабость. Она действительно устала. Быть одна, бороться, сопротивляться. Она так жаждала, чтобы её просто хотели, просто любили. Не так, как Андрей – отобрал, сокрыл, спрятал; не так, как Пашка – подчинил, доказал, заставил. Не нужно было слепого поклонения, не нужно взглядов, сродни тех, что посылают богиням. Хотелось быть нужной, необходимой, единственной. И только сейчас она это чувствовала. С ним. Ждала его. Так долго. И того чувства совершенства, которое поселялось в душе при одном только его взгляде, при обращении, при нечаянном касании.