Наверно, я упустила тот момент, когда отец переквалифицировался из следователя в управленца. Не менее грамотного и ответственного. Правда, даже не подозревала, насколько разнятся эти должности. Когда правду, если никто не заметит, можно и притоптать. Когда можно развернуть её другим боком и правда уже и не правда вроде… Я этого не замечала. Особенно больно стало, когда отец притоптал мою правду. Я, честно… не понимала, почему не проводятся следственные действия. Будто не замечала, что меня не вызывают на допрос… Я настолько замкнулась на своём желании добиться наказания для виновных… Только спустя несколько месяцев отец объяснил мне… Хотя даже и не объяснил. Он просто поставил меня перед фактом: дочка, я получил повышение, скандал нам сейчас ни к чему. А дальше я своим аналитическим умом должна была дойти до всего того, что он упустил.

– Ты его не простила?

– Нет. Зачем? – удивилась Ани. – Да и не нужно было ему это прощение. Он считал, что заботится о моём будущем. Не признал ошибки, не посчитал себя виновным. И в этом весь он: цель оправдывает средства. Я… потерялась тогда. Знаешь, это страшно. Момент, когда разрушаются мечты. Да и не мечты, а мир вокруг. Вот он был одним, а потом несколько невзначай брошенных слов и мир становится другим. Мне стало всё равно, а это, как известно, самое страшное, что может случиться с человеком.

Шло время. Отец будто и забыл о том, что произошло. Он пытался наладить контакт, направлял, советовал. С его подачи я стала следователем. Правда, это уже не вызывало во мне того бурного восторга, который селился в душе в детстве. А в один прекрасный день я поняла, что не могу быть тем, кому всё равно. Во мне зрел протест. Мощный, крутой, не готовый подчиняться. Я смотрела в глаза отца и понимала, что он это чувствует. Чувствует, осознаёт, но продолжает делать вид, будто ничего не происходит. Это был его способ манипуляции. Задавить равнодушием. Стыдно признать, но он оказался сильнее. И вместо того, чтобы высказать всё, что давно зрело внутри, я трусливо сбежала.

– Сбежать на войну? Это главное отличие труса. – смешливо заметил Магницкий, но Ани категорично тряханула головой.

– Это другое. Я спасовала перед ним. И пожалуй, готова была спрятаться куда угодно. Просто в тот момент подвернулось именно это предложение. Вернулась я уже другим человеком. По крайней мере, так считала. Я могла спорить с ним, нашла в себе силы высказывать собственное мнение, могла даже выступить с упрёком. Язвила, задевала за живое… что угодно! Но так и не осмелилась высказать давние обиды. А когда этот разговор всё же состоялся, он… абсолютно искренне удивился тому, что я до сих пор не пережевала этот момент. Моё обвинение вызвало у отца искреннее недоумение. Оказывается, многое я себе просто надумала, а он действительно вычеркнул тот эпизод из своей жизни, искренне считая, что я сделала то же самое.

– И когда состоялся этот разговор?

– Через несколько дней после того, как было приостановлено дело об убийстве твоего брата. Он жутко разозлился. Постыдно колотился за своё место. Всё началось с относительно мирного разбирательства. Я привела свои доводы относительно невиновности Сатанеева. Отец выслушал, согласно кивнул, а после сказал, что я должна его задержать. Мы разругались в пух и прах, а сводилось всё к тому, что для следствия не имеет значения, кто действительно виновен. На него давили сверху и требовали результат. Отец сказал, что имел с тобой весьма неприятный разговор.

Анита стрельнула на Магницкого взглядом, но тот ответил демонстративным равнодушием.

– Согласись, было бы достаточно странно, если бы я не воспользовался властью для достижения цели. Правда, задачи ставил перед ним иные. Мне как раз таки нужен был виновный.

– А для отца первоочередным было избавиться от оказываемого на него давления. – пояснила Анита. – Почему ты не обратился напрямую ко мне?

– Сколько раз ты задала себе этот вопрос?

– Много. Бесчисленное количество раз. Может, сам ответишь?

– Не отвечу. Потому что не знаю. Что-то останавливало.

– Ты вскользь упоминал, что мы встречались. Я не помню…

– Потому что ты была выше всех тех, кто встречался тебе. Ты смотрела сквозь тела и мысли, не желая и на секунду задержаться и заметить все людские пороки. Из тебя сквозила сила, совладать с которой не каждому было по зубам.

– Только не говори, что струсил. – уличила Ани, а Магницкий не стал отрицать очевидного.

– Наверно, боялся зацепиться за тебя. Серьёзно зацепиться. Так, что если и попытаешься вырваться, то придётся расстаться с нутром. Мне уже не семнадцать, когда видишь огонь и с головой бросаешься в него. Сейчас мне сорок и я триста раз подумаю, прежде чем сделать хоть шаг в том направлении.

Магницкий чуть возвышался над ней и чтобы поймать взгляд, Ани пришлось запрокинуть голову. Лицо и тело обдало жаром, губы пересохли, а в голове наметилось опасное умиротворение.

– Поцелуй меня. – пробормотала она, едва шевеля непослушными губами. – Сейчас.

Но Магницкий не исполнил её просьбу и отстранился, оставляя на душе горький осадок. Анита слабо кивнула, вроде как признавая правильность его решения и нехотя сдвинулась в сторону.

– После разговора у отца в кабинете я ушла и долго бродила по улице. Я много думала, сомневалась, порывалась вернуться, но так и не смогла принять такое решение. Поздно вечером он позвонил сам. Сказал, чтобы я приезжала. К тому времени он уже давно обитал на даче и вроде как никто не должен был помешать. Я восприняла это приглашение как своеобразный шанс. Приехала с покаянно опущенной головой и рассказала ему всё. Призналась в том, что убила, объяснила почему… Я ждала от него понимания, а получила очередную порцию упрёков. Отец принялся обзванивать коллег, пытаясь… пытаясь замять это дело. Мне хотелось верить, будто пытается меня защитить, на деле же я всё больше убеждалась в том, что он боится потерять свою должность, авторитет, влияние. – Ани задумчиво замолчала. – И это было страшно: понимать, что отец готов отказаться от всего человеческого.

– Вы поссорились?

– Нет. – припомнила она. – Я хотела уйти, а он не позволил. К тому моменту он уже договорился о том, чтобы дело передали другому следователю, выяснил, куда и под каким именем скрылся Сатанеев, даже начал вести переговоры о подготовке документов для экстрадиции. А я слушала и всё это казалось такой пустотой…

– Ты застрелила его?

– Не буду говорить, будто не осознавала, что делаю. – устало вздохнула Ани. – На тот момент считала, что так будет правильно.

– Сейчас считаешь иначе?

– Нет.

– Что дальше?

– А дальше… – она криво улыбнулась. – Пожалуй, я действительно испугалась за себя. В голове сработала какая-то защита и вместо того, чтобы вызвать наряд полиции и написать чистосердечное, я набрала Андрея. Он приехал очень быстро. Я так и не смогла ему ничего сказать, он сам понял. Влепил мне оглушительную пощёчину, отобрал пистолет. Он не считал, что я неправа, поднимая руку на отца, но он был убеждён в том, что полная дура, если пытаюсь в этом признаться. Сказал, что ещё есть в этой жизни вопросы, которые нужно решить, а не стелиться перед судьбой. Сказал, что судьба этих жертв не оценит.