Я робко тяну к подруге руку, не уверенная, что она примет мою помощь. Но она, не колеблясь ни секунды, бросается в мои объятия, прижимается ко мне и тихо плачет. Очки слетают у нее с головы и падают в песок.

– Прости меня, – едва слышно произношу я, с удивлением обнаруживая, что рыдаю вместе с ней. – За все за все прости.

Мой бывший психотерапевт объяснял, что склонность избегать трудных ситуаций представляет собой недейственный способ взаимодействия с теми, кто тебе действительно дорог, и теперь я начинаю понимать, что он имел в виду, когда говорил, что такое поведение может им навредить. Может, сейчас пришло время изыскать другой метод решения проблем.

Вполне возможно, что Ловкач-Пройдоха мне больше не подходит.

В середине июля нам с Портером выпадает еще один совместный выходной. Он говорит, что мы можем распорядиться им, как я решу, и что он в качестве моего джинна гарантирует мне исполнение одного желания. Я отвечаю, что целый день не хочу видеть рядом с нами ни одной живой души. Мне нужно с ним кое-чем поделиться.

В полдень, после неизменного завтрака с Грейс, он забирает меня, и я устраиваюсь на пассажирском сиденье его жилого автофургона.

– Куда едем? – спрашиваю я, опуская козырек от солнца. На мне белые винтажные шорты в стиле Аннетт Фуничелло и леопардовые очки, привезенные папой и Вандой из Сан-Франциско. Прическа в духе Ланы Тернер сегодня выглядит просто обалденно.

Портер смотрит на мои сандалии (его любимые) и бросает взгляд на шорты (не сводя с них глаз во время разговора со мной).

– У тебя на выбор два варианта: либо пляж, либо лес. В лесу есть ручеек, что совсем неплохо, но на пляже есть каменная арка, что еще лучше. О боже, эти шорты сведут меня с ума.

– Спасибо. И ни там, ни там действительно никого нет?

– Если кого-нибудь встретим, я впаду в агрессию и прогоню всех палками. Хотя обычно там безлюдно.

После некоторых размышлений, учитывая в том числе и насекомых в лесу, я прихожу к выводу, что для задуманного мной выбор может быть только один, проявляю рассудительность и говорю:

– Поехали на пляж.

Езды туда минут пятнадцать. Чтобы оказаться на месте, Портеру приходится протискиваться вперед через лес по каменистой дороге, слушая, как по крыше машины шуршат сосновые ветки. Но когда мы выныриваем из-под сени деревьев, нашим взорам открывается восхитительный вид: песок, серая галька, а у самой кромки воды – каменная арка из аргиллита. Она облеплена птицами и ракушками, через ее проем на берег накатывают волны.

Пляж совсем небольшой.

И не сексуальный.

Зато наш.

Портер паркует фургон на опушке, отъезжает в сторону боковая дверь, мы сбрасываем обувь и зашвыриваем ее в глубь салона. Я вижу аккуратно сложенные доску и гидрокостюм; теперь Портер катается практически каждый день.

Какое-то время мы плещемся в оставленных приливом лужах. В них полно морских звезд, которые я до этого видела только в высушенном виде на полке магазина сувениров. Он показывает мне и другие образцы местной фауны, однако у меня на уме совсем не чудеса природы Калифорнийского побережья.

– Послушай, а где здесь нудистский пляж? – Что?

– В Коронадо Ков где-то должен быть пляж, где можно загорать голышом.

– Неподалеку от Бикон Резот, – смеется в ответ Портер, – он не превышает в ширину и пятидесяти футов. Ради конфиденциальности с двух сторон огорожен забором, так что заглянуть внутрь нельзя. Впрочем, тебе и не захочется, это я тебе обещаю.

– Почему это?

– Там собираются свингеры-пенсионеры. Наши родители слишком молоды, чтобы туда ходить.

– Не может быть.

– Может. Спроси у Ванды. Во время своих пьяных свингерских вечеринок они без конца нарушали положенный после определенного часа режим тишины, и поэтому пляж пришлось обнести забором. Народ жаловался.

– Фу, какая гадость.

– Это ты сейчас так говоришь, а вот доживешь до восьмидесяти лет и захочешь, чтобы такой же восьмидесятилетний мужичок в голом виде подал тебе фруктовый коктейль, чтобы выпить его под зонтиком, еще спасибо скажешь, что его здесь устроили.

– Надеюсь, так оно и будет.

– А почему ты спросила? – говорит он, украдкой поглядывая на меня.

– Просто интересно, – пожимаю я плечами.

– Загорать голышом на пляже?

Я молчу.

Он широко распахивает глаза и качает головой:

– Черт, так ты об этом подумала, да? Нет, здесь что-то не так. Лично я обожаю делать все голышом, и если ты попросишь меня раздеться, сделаю это без проблем. Первые пару лет своей жизни на этой планете я провел в океане без малейшего намека на одежду.

Я ему верю.

Взаправду верю.

– А как насчет тебя? – продолжает он, опять кося на меня глазами. – К чему ты завела этот разговор?

Я нерешительно закусываю губу.

– Помнишь ту ночь в музее и чем мы там занимались?

– Как любую сознательную минуту жизни, – с ленивой улыбкой отвечает он.

– Мне тоже этого не забыть, – похихикивая, признаю я и возвращаюсь к теме разговора: – Помнишь, я остановила тебя, когда ты прикоснулся к моему животу?

Улыбка на его губах блекнет.

– Конечно. Я тогда еще подумал, что когда-нибудь ты сама мне обо всем расскажешь.

– Да, только не когда-нибудь, а сегодня.

Он несколько раз кивает головой:

– Здорово. Я рад.

Теперь, когда слова произнесены, меня обуревает страх. Я застываю в нерешительности, с силой стиснув зубы.

– Я тебе только покажу, но объяснять ничего не буду. И ты поймешь, почему я так ненавижу пляжи и испытываю проблемы, когда надеваю бикини. Мне просто необходимо это сделать, понимаешь? – Откровенно говоря, я и сама толком не знаю, кому сейчас это говорю – ему или себе, – но это уже неважно. – И я это сделаю.

Портер явно озадачен.

– То есть разденусь донага прямо на этом пляже, – говорю ему я.

– Ни хрена себе… – потрясенно произносит он.

– Но я никогда еще не оставалась ни с кем голышом на пляже, поэтому мне немного не по себе.

Он с лукавой улыбкой тянет ко мне руку:

– Никаких проблем. Я вполне могу составить тебе компанию. Обожаю, когда на мне ничего нет. При соблюдении паритета сделать это намного легче.