официальных отношений) с 1946 г. уже не шла, поэтому национализация земли была правомерной. Российские юристы выдвигали свои контраргументы и прецеденты.

Ясно было, что чисто юридическая казуистика уведет дело в трясину бесконечных разбирательств и сутяжничества. Требовалось политическое решение. Российские дипломаты взялись за активное его лоббирование на самых разных уровнях, включая Голубой дом (резиденция президента РК).

В российских архивах в Санкт-Петербурге мидовцы тем временем нашли письмо К. Вебера, в котором он в 1897 г. разъяснял МИД в ответ на запрос последнего, что выслал купчие, оформленные Сеульским муниципалитетом в 1886 г., в Санкт-Петербург, в Департамент личного состава и хозяйственных дел МИД. Однако сами купчие так и не нашлись – видно, были потеряны еще тогда; потому и запрашивали Вебера, работавшего в ту пору уже в Мексике. Тем не менее совокупность представленных корейской стороне архивных документов бесспорно доказывала, что Россия приобрела землю, и что она была ее собственностью. Корейские эксперты согласились с этим. Это был первый крупный сдвиг, позволивший в изменившейся политической атмосфере открыть путь к формальному соглашению об урегулировании материальных претензий.

Важно было найти формулу этого урегулирования. К тому моменту стало ясно, что старый участок, частично уже застроенный, не вернуть. К тому же оставшийся свободным “кусок” от него не очень подходил для строительства, а продать его из-за многочисленных градостроительных ограничений было практически невозможно – желающих приобрести в личное пользование памятник национальной истории в Сеуле просто не нашлось бы. Следовало соглашаться на альтернативную компенсацию. Корейцы еще на ранней стадии разговоров об обустройстве посольств согласились с тем, что для этой цели можно было бы обменяться равными по площади участками в двух столицах, так как РК также нужно было иметь собственное, а не арендованное посольство в Москве.

Такая идея развязки – обмен участками плюс компенсация за прежнюю российскую собственность в Сеуле путем строительства здания в Сеуле за корейский счет – была впервые сформулирована заммининдел РК Хон Сун-ёном, до того работавшим послом РК в Москве в 1993 г. Однако корейские власти не смогли подыскать подходящий участок для обмена: предлагали то неудобные участки в центре, то неподходящие на окраине Сеула.

Эту задачу пришлось взять на себя российским дипломатам. Торгпред С. А. Петров с помощью корейских риелторов летом 1993 г. “набрел” на свободный участок в квартале Чондон, где когда-то располагалась средняя школа “Пэдже”. Участок № 34–16 принадлежал государственной Корейской земельной корпорации; желающих купить его не находилось из-за больших ограничений по этажности строительства и площади зданий. Об участке доложили в Москву. Участок показали нескольким высокопоставленным российским визитерам.

В марте 1994 г. на уровне заммининдел было согласовано, что данный участок подойдет для размещения российского посольства (корейский МИД впоследствии выкупил его для этой цели). Корейцам в Москве в обмен был предложен участок на Мосфильмовской улице, однако позже он им “не показался”.

Между тем продолжались переговоры о компенсации за бывшую российскую собственность – “суммы в урегулирование вопроса, касающегося бывшего участка российского представительства”. В российской прессе фигурировали расчеты, исходящие из заоблачных рыночных цен на землю в этом районе Сеула, оценивающие участок в 300–400 млн долл. Сегодня можно признать, что это было скорее психологическое давление с российской стороны. Из-за градостроительных ограничений на данном конкретном участке он, как уже говорилось, был фактически “непродажным”. Реально и юридически корректно было исходить в качестве ориентира из регистровой цены: около 35 млн долл, в воновом эквиваленте по тогдашнему курсу. Корейцы же предлагали для закрытия вопроса максимум 15 млн долл.

Анализ показал, что настаивать на определении этой суммы как компенсации не стоило прежде всего из-за юридических и политических соображений. Российская аргументация о незаконности национализации земли была довольно шаткой, а признание нашей правоты для корейцев было бы чревато “потерей лица”. К тому же это была бы пиррова победа: компенсировать в таком случае надо было бы по ценам периода национализации (около 1 млн долл, плюс проценты). Материальное выражение претензий имело не юридическую, а историческую и политическую подоплеки.

Упорный торг продолжался еще несколько месяцев, и наконец в результате тяжелейших переговоров дипломатов двух стран, продолжавшихся всю ночь в одном из сеульских отелей, осенью 1996 г. стороны “ударили по рукам”. За бывшую собственность РК обязалась заплатить России 27,5 млн долл, в воновом эквиваленте.

Дело было за малым – найти устраивающий корейцев кусок московской земли, чтобы подписать соглашения об обмене и компенсации “в пакете”. В середине 1990-х гг. найти такой участок в центре Москвы было непросто, к тому же надо было заплатить московским властям изрядные деньги за выкуп правы аренды. Наконец удалось найти (и согласовать) подходящий участок в Тружениковом переулке, 15, причем мидовцам пришлось прибегнуть к помощи самых влиятельных московских политиков и государственных лидеров, чтобы его зарезервировали за корейцами. “Заковыристым” был и вопрос о том, кто осуществит предварительное освобождение участков в двух столицах от коммуникаций и сооружений (участок в Сеуле был пуст, а в Москве под ним проходила теплотрасса). Но постепенно все утряслось, хотя копий было сломано тогда немало.

Достигнутые договоренности были закреплены в двух межправительственных соглашениях: об урегулировании вопроса в отношении земельного участка бывшего российского представительства в Сеуле и об обмене земельными участками для строительства комплексов дипломатических представительств. Они были парафированы в Москве 5 марта 1997 г. В первом из них фиксировалась сумма, которую правительство РК обязалось выплатить российской стороне – 24,46 млрд вон (что на момент согласования было эквивалентно 27,5 млн долл.), – и порядок выплат. Второе соглашение определяло условия взаимной сдачи упомянутых выше участков в Сеуле и Москве в аренду на 99 лет с автоматическим продлением за символическую плату (1 доллар в год). Была также согласована межмидовская договоренность о порядке и графике выплат.

Оба соглашения были подписаны министрами иностранных дел России и РК Е. М. Примаковым и Ю Чжон-ха 24 июля 1997 г. в Сеуле. На этом собственно дипломатическая часть работы была закончена. Казалось бы, можно начинать строительство.

Но осенью 1997 г. в Корее грянул финансовый кризис, сразу обесценивший южнокорейскую вону вдвое. В свое время корейцы убедили российскую сторону, что сумма компенсации должна быть закреплена в вонах: в конце концов, речь шла об урегулировании претензий на недвижимость, находящуюся в Корее, причем деньги должны были быть ассигнованы из бюджета РК и потрачены в Корее на строительство нового посольства. Однако долларовый эквивалент сократился, что заставило обеспокоиться московских чиновников: корейцы, мол, нарушают обязательство о выплате 27,5 млн долларов! Российское посольство хотело даже отказаться от приема первого платежа и вручило вечером 31 декабря 1997 г. (!) соответствующую ноту.

Разумеется, попытка заставить корейцев платить больше официально согласованного была безнадежной, она, видимо, была направлена лишь