В момент работы над «Антигоной» Шанель сорок лет. Худенькая, стройная, с черными, словно воронье крыло, волосами, постриженными под мальчика, смуглой кожей, она очаровательна и, естественно, исключительно элегантна. Она очень богата, добившись этого своим талантом модельера и деловыми качествами. Она — первая женщина-модельер, создавшая собственные духи — знаменитые «Шанель № 5».

Впервые Пабло встретился с Шанель на светском приеме у Сертов: Хосе-Мария Серт, каталонский художник, не наделенный большим талантом, но светский, образованный, прекрасный оратор, умеющий себя подать в обществе, что позволило ему вести роскошное существование. Его жена, Мися Годебская, родившаяся в 1872 году, талантливая польская пианистка, сначала была женой Тадеуша Натансона, одного из основателей Revue blanche, затем Альфреда Эдвардса, владельца газеты «Утро», с которым развелась несколько лет назад. Весь светский Париж посещал их салон. Мися была очень привязана к Коко Шанель (любимыми песнями девушки были «Ко Ко Ri Ко» и «Qui qua vu Сосо», за что ей и дали прозвище Коко), которую она встретила в 1917 году у Сесиль Сорель, одной из ведущих звезд сцены.

Обе женщины были покорены индивидуальностью Пикассо. Коко часто приглашает его на пышные приемы, которые устраивает в своем особняке на улице Фобур-Сен-Оноре, 29, с парком, простирающимся до авеню Габриель, вдоль садов Елисейских Полей. На этих приемах Пикассо встречает, помимо Сертов и Кокто, Дягилева, Франсиса Пуленка и других музыкантов группы «Шестерка», Бомонов, Ротшильдов и еще многих знатных особ, большинство которых являются клиентами Коко. Пабло приезжает в Париж один, оставляя Ольгу с сыном в Фонтенбло, и Коко предоставляет ему на эти дни гостевую комнату. Ему не хочется отправляться на ночь на улицу ля Боэти, где чувствует себя совсем одиноко в пустой квартире. В результате во время подготовки «Антигоны» у него складываются великолепные отношения с Коко, и это несмотря на то, что каждый из них отличался твердым и своенравным характером.

Тем не менее Коко признается позже, что испытывала по отношению к Пикассо весьма сложные ощущения: «Он был злым. И он меня буквально гипнотизировал, словно ястреб. Он мне внушал ужасный страх. Я его чувствовала, когда он приходил. Что-то сжималось внутри меня. Он здесь! Я его еще не видела, но уже знала, что он находился в гостиной. Наконец я его обнаруживала. У него была привычка смотреть так… что я начинала дрожать».

Несмотря на это, Коко Шанель вовсе не была беззащитной, если верить Кокто: «Ее приступы гнева, ее злость, ее легендарные драгоценности, ее модели, ее причуды, ее выходки, и в то же время доброта, чувство юмора, ее щедрость — все это составляло совершенно уникальную личность, одновременно привлекательную и отталкивающую, склонную к крайностям…»

К счастью, во время подготовки к спектаклю между этими двумя титанами ни разу не вспыхнул конфликт, так как Коко имела дело в основном с Кокто, для которого она рисовала костюмы удивительной простоты: для королевы, например, ниспадающую складками накидку, идея которой ей пришла в голову, когда она набросила свое пальто на плечи актрисы. Эта строгость и простота стиля и стали маркой всего, что она создает.

А в это время Пабло рисует декорации для «Антигоны», тоже отличающиеся исключительной простотой. Он не укладывается в сроки. Он еще только подобрал цвета для костюмов и быстро нарисовал несколько греческих масок, а ведь осталось всего три дня до генеральной репетиции, которая намечена на 20 декабря 1922 года. Дюллен на грани нервного срыва, а Кокто готов разрыдаться… Наконец во время одной репетиции появляется Пабло. Не исключено, что он специально заставил себя ждать, чтобы держать бедного Жана Кокто в напряжении. Он такой… Во всяком случае, он выглядит совершенно спокойным и, вытащив из кармана скомканную бумагу, бросает:

— Держи, вот он, твой макет!

Согласно его плану декорация должна представлять собой огромное полотно из джутовой ткани голубого цвета и изображает каменистую стену жилища. В центре полотна — отверстие, за которым отведено место хору. Вокруг этой дыры — античные маски. Ниже — большая белая панель, которую художник разрисовал сангиной, чтобы она стала похожа на мрамор. Затем тушью крупными штрихами Пабло рисует три дорические колонны. Их появление под волшебной кистью художника настолько неожиданно, что вызывает у пораженных помощников взрыв аплодисментов.

Пьеса имела успех у публики, ее сыграли не менее сотни раз; она внесла дополнительный вклад в признание таланта Пикассо и Коко Шанель, хотя они уже не нуждались в том, чтобы заставлять говорить о себе…

17 июня 1923 года. Набережная д’Орсэ. 10 часов вечера. Парусная яхта с ярко сверкающими иллюминаторами и боковыми огнями. Красный ковер, развернутый на набережной, примыкает к трапу. Доносятся характерные звуки джаза. Толпа приглашенных в вечерних нарядах устремляется на «party», организованную богатым американским художником Геральдом Мерфи, тридцати пяти лет, и его женой Сарой. Все они только что присутствовали на премьере балета Стравинского «Свадьба». Среди приглашенных, помимо Дягилева, Стравинского и Ансерме, — Тцара, основоположник дадаизма, Сандрар, Дариюс Мийо, Коко Шанель и, естественно, Пикассо в сопровождении Ольги. Под смокингом Пабло — широкий темно-красный пояс — старинная каталонская faixa, которую оборачивают вокруг талии несколько раз и она держит спину.

Геральд Мерфи, прибывший во Францию два года назад, и его жена — друзья Скотта Фицджеральда, который изобразит их позже в своем знаменитом романе «Ночь нежна». Мерфи решил стать художником после того, как познакомился с работами Брака и Пикассо, выставленными Розенбергом, но затем понял, что «мир уже слишком переполнен художниками второго сорта», и тогда благоразумно отказался от этих амбиций.

На вечере Пабло был очарован красотой Сары, обаятельной хозяйки, которая все украсила миниатюрными игрушками в виде цветов. Гости веселятся, в том числе и Пикассо, а Стравинский даже попытался прыгнуть через лавровый венок и… упал под всеобщие аплодисменты. Пабло беседует с Кокто, переодевшимся в морского офицера, а затем он, всегда стремящийся к созданию «конструкций», возводит из массы игрушек сооружение, которое венчает пожарная лестница, а на вершине ее он помещает корову…

Неисправимый полуночник, он покидает яхту одним из последних, когда над Сеной поднимается рассвет со стороны моста Генриха IV.

Лето 1922 года семья Пикассо проводит в Динаре, а в последующие пять лет они отдыхают на Лазурном Берегу. В июле 1923 года останавливаются в знаменитом отеле «Кап» в Антибе, где уже отдыхала чета Мерфи. Несколько позже в Кап-д’Антиб прибыли граф Этьен де Бомон с женой, а также Гертруда Стайн с Алисой. А Пабло пригласил донью Марию, которая впервые приехала во Францию, чтобы познакомиться с внуком. Пабло пишет прекрасный портрет матери в реалистической манере. Этьен де Бомон не жалеет денег, стараясь развлечь друзей, часто организует пикники на пустынных, еще практически диких пляжах, окруженных сосновыми лесами. Сохранилась фотография того периода, где вокруг лодки, выброшенной приливом на берег, группа отдыхающих, среди которых Пикассо, Ольга и чета Бомон…