Он поднялся с корточек и огляделся: осталось перетащить столы для бриджа из дальнего чулана, складные стулья с резными подлокотниками, зелеными подушками и черными железными петлями, а также валявшиеся между ними игрушки из комнаты Бобби. На комплекте разноразмерных столов сгрудились крохотные блестящие хрупкости.

Он побрел по коридору (где стояла коробка с бумагами из кабинета мистера Ричардса) и свернул в спальню Бобби. Здесь в основном остались улики жизни старшего брата, некогда делившего эту комнату с младшим: платок с монограммой ЭГР, вчера выпавший из ящика бюро; дверь чулана подпирали три небольшие коробки, на которых маркером значилось «Эдди»; на полу – выпускной альбом средней школы Беллоны. Шкедт подобрал его и полистал: Эдвард Гэрри Ричардс («Футбольная команда», «Волонтер школьного совета», «Любимец работников столовой два года подряд…») «не любил фотографироваться».

Шкедт отложил альбом на коробки, пересек коридор, вошел к Джун: на подоконнике вигвам из пустой спичечной книжки и белый пластмассовый горшок, до сих пор с землей, где, поведала ему Джун вчера, прежде росла бегония, подаренная тетей Мэриэнн на позапрошлую Пасху.

По памяти Шкедт вновь обставил комнату мебелью, которую накануне перенес наверх, и по памяти же постарался воссоздать образ Джун, возникший из подслушанного монолога Джорджа. От шума снаружи память отказала.

Шкедт вышел в коридор и увидел, как Бобби выступает из гостиной, кряхтя под грузом кипы книг:

– Я наверх отнесу.

– Возьми половину, может?

– Может быть, – две книжки упали, – и стоит.

Вошла Джун:

– Ой, погоди, я возьму что-нибудь.

Они разделили кипу между собой и удалились.

Где, задумался он, едва закрылась дверь (не пришпиленная цепочка все качалась и качалась по-над зеленой краской), моя тетрадь? А, точно: в глубине, по коридору, в бывшей дальней спальне – оставил там, по привычке зайдя с утра сюда: вдруг позабыл, что Ричардсы живут теперь на девятнадцатом.

Посреди дальней спальни, чуть обок от центра, на полу стояла еще одна коробка.

Тетрадь лежала на подоконнике. Шкедт подошел, посмотрел на потертый изгвазданный картон. Снаружи под маревом шевелились темные пятнышки. Что, размышлял он, сказать мистеру Ричардсу про деньги? А если мистер Ричардс придет вечером и сам разговора не заведет? Может, написать варианты, первые фразы беседы, и до прихода мистера Ричардса порепетировать? Нет. Нет, вот это явно лишнее! Почти девять, подумал он, и так дымно, что с семнадцатого этажа не отличишь людей от теней.

Стук; девичий вскрик. Снова стук – голос переменился. Третий – похоже, падала мебель, – и вопль взлетел в поднебесье. Четвертый – и вопль оборвался.

Шум доносился из квартиры этажом ниже.

Звон стекла поблизости оторвал его взгляд от пола.

Шкедт вышел в гостиную.

Миссис Ричардс, стоя на коленях над осколками, подняла глаза и потрясла головой:

– Я…

Ее сдавленное смятение притормозило его.

– Уронила одну…

Что была за статуэтка, уже не понять.

– Такие тонкие… стены здесь такие тонкие. Все слышно. Я так испугалась… – Она заторопилась, подбирая из-под набора столиков блестящие черные обломки с белыми матовыми краями.

– Надеюсь, вам оно было не очень… – но осекся от собственной напрасности.

– Да нет, ничего. Вот, все собрала. – Она встала, держа осколки в горсти. – Услышала этот ужасный… и уронила.

– Они что-то разошлись. – Он попытался было рассмеяться, но под ее взглядом удушил смех в выдохе. – Миссис Ричардс, это шум, и все. Не надо так расстраиваться.

– Что они там делают? Кто они?

Вот-вот раскрошит керамику в ладонях.

– Парни, девчонки, просто переехали в квартиру на шестнадцатом. Ничего плохого вам не желают. Когда слышат, что творится здесь, тоже удивляются.

– Просто переехали? В каком смысле – просто?

Он посмотрел, как ее лицо дернулось было в направлении страха и не добралось даже туда.

– Хотели, видимо, крышу над головой. Взяли и поселились.

– Поселились? Нельзя просто взять и поселиться. А куда делась пара, которая жила там раньше? Домоуправление не знает, что тут творится. Прежде парадную дверь закрывали в десять каждый вечер! И запирали! В первую ночь, когда они стали так страшно шуметь, я послала Артура за охранником, за мистером Филлипсом, очень милый человек, из Вест-Индии, всегда дежурит до часу ночи. Артур его не нашел. Мистер Филлипс пропал. Вся охрана пропала. И служители из гаража. Я, да будет вам известно, обо всем написала Домоуправлению. Все им рассказала. – Она покачала головой. – Как это так – взять и поселиться?

– Ну, они… Мэм, никакой охраны больше нет, а в квартире никто не жил; они просто въехали. Вот как вы взяли и переехали на девятнадцатый.

– Мы не взяли и переехали! – Миссис Ричардс огляделась. Направилась в кухню. – Я написала в Домоуправление. Артур с ними беседовал. Мы получили от них ключ. Совсем другое дело.

Шкедт хвостом ходил за ней по оголенной кухне.

– А вы откуда знаете, что там никто не жил? Раньше внизу была очень приятная пара. Она была японка. Или кореянка, что-то такое. Он был связан с университетом. Мы не очень близко знакомы. Они тут прожили всего полгода. А они куда делись? – Она оглянулась на него и снова пошла в столовую.

– Уехали, как и все. – Шкедт по-прежнему шел за ней по пятам.

Она понесла дребезжащие осколки по бесковерному коридору.

– Я думаю, с ними случилось что-то ужасное. Я думаю, эти люди внизу сделали что-то ужасное. Почему Домоуправление не присылает новую охрану? – Она шагнула было в спальню Бобби, но передумала и направилась к Джун. – Тут ведь опасно, абсолютно, страшно опасно без охраны.

– Миссис Ричардс? – Он стоял в дверях, а она кружила по комнате, по-прежнему держа руки горстью. – Мэм? Вы что ищете?

– Куда выбросить, – она остановилась, – это. Но вы ведь уже всё отнесли наверх.

– Можно, вообще-то, на пол кинуть. – Он раздражался и смущался своего раздражения. – Вы же здесь больше не живете.

Повисла пауза, лицо миссис Ричардс сложилось в любопытную гримасу, а затем она сказала:

– Вы совсем не понимаете, как мы живем. А думаете, наверно, что прекрасно понимаете. Отнесу в мусоросжигатель.

Он шарахнулся с дороги, когда она выходила.

– Не люблю выходить в коридор. Мне там страшно…

– Давайте я вынесу, – крикнул он ей вслед.

– Да ничего. – Она покрутила ручку, не разнимая ладоней.

Когда за миссис Ричардс захлопнулась дверь, он зашипел сквозь зубы, а потом сходил и забрал с подоконника тетрадь. Оттуда выглянул голубой почтовый листок в рамке. Шкедт открыл тетрадь и посмотрел на эти ровненькие буквы. Выпятив подбородок, достал ручку и вставил запятую. Миссис Ричардс писала черной тушью; у него чернила были темно-синие.