Ожидание показалось бесконечным, хотя продлилось не более десяти минут. Мисс Варлоу успела заметить, что не ей одной полоска перед высокими острыми арками окон служила местом встречи.

– Ректор поймал меня в коридоре и пытался объяснить, как правильно общаться с Ветреницей: думает, я не помню. – Тангл призвал маску и открыл перед Эмьюз дверь. – Ему все кажется, что я студент, и мне лет семнадцать.

Девочка благоразумно промолчала.

Они свернули с оживленной главной улицы и зашагали по направлению к крепостной стене, возвышавшейся впереди.

– Я не думаю, что ты способна обидеть Ветреницу, но разъяснить поведение при ней обязан. – Руфус взял девочку за руку, будто бы по-другому обходить лужи неудобно. – В принципе, ничего сложного. Она просто не выносит проявлений грубости. Любых, от непочтения к старшим до злых шуток.

Ткань плотной перчатки оказалась очень приятной на ощупь. Эмьюз все пыталась понять, из чего же она соткана: ни нитей, ни швов, ни даже намека на них.

– Ты слушаешь меня? – поинтересовался наставник.

– Да, Сэр. – И отчасти это было правдой.

– Я ж не держу, – вдруг бросил он. – Не стоило мне прибедняться. Никакой я не «старичок». Получается, я тебя вынудил… заставил буквально. Ветреница не очень любит, когда ее отвлекают. Хочешь, возвращайся к друзьям.

Тангл отпустил девочку и сунул руки в карманы.

– Хотела, – призналась мисс Варлоу. – Но уже нет.

– Почему? – Вопрос прозвучал как-то наивно.

– Потому что считаю, что это сейчас важнее… подружиться с вами. – Эмьюз посмотрела туда, где, по логике вещей, находились глаза собеседника. – Зачем нужна эта жуткая штука на голове?

– У тебя будет такая же со временем, – облегченно вздохнул наставник. – Эта «штука» защищает от света и не только.

– Росарио говорила что-то такое, – вспомнила девочка.

– Росарио – это Мария Тэсори? – уточнил Тангл.

– Да, – подтвердила та. – Я не спросила ее тогда… Можно спросить вас?

Руфус кивнул. Сколько он ни пытался избавиться от ощущения неловкости, ничего не получалось.

– Я что, когда-нибудь не смогу выходить на улицу без такой… штуки? – Эмьюз протянула руку и поймала пальцами кончик невесомой материи, странными щупальцами струившейся за спиной Тангла.

– Не обязательно, – пояснил он. – Но не исключено. Использование некоторых наших специфических умений требует единения с тем, что называют первородной тьмой. В обычных случаях это всего лишь повышает чувствительность к солнечным ожогам. Сегодня пасмурно, и я вполне могу ходить и так, но этикет требует от Теней носить маску, находясь при исполнении.

– Это разве маска? – Эмьюз критически осмотрела живущие собственной жизнью щупальца. – Маска и капюшон в одном, скорее.

– Называется «маска», принято так. Кто придумал, не в курсе, – пожал плечами наставник.

– Ладно, – согласилась девочка. – А в необычных случаях что?

– У представителей многих профессий есть «профессиональные болезни». – Руф старался выглядеть как можно более беззаботным. – Некоторые Тени очень привыкают к своим способностям, злоупотребляют, что ли. И тогда они заболевают. Это редко, но встречается. У таких возможности шире, чем у здоровых, но солнце сжигает их тела, как огнем. Отчего так получается, никто не знает. Я здоров, хотя пользуюсь всем, чем наделен. В самых тяжелых случаях больных ранит даже искусственный свет. Считается, что только от Тени зависит, разовьется болезнь или нет. Так что не переживай заранее.

– Лют все время просит держать шторы опущенными, – зачем-то ляпнула мисс Варлоу. – Говорит, что от солнца она слабеет.

Руфус позволил себе фыркнуть.

– Не бери в голову, – посоветовал он. – У нашей Лют совсем другая болезнь, она называется «посмотрите на меня, я центр вселенной». И тут, похоже, я отчасти виноват. Вас это пока не касается, вы еще не совсем Тени. Прямые солнечные лучи ослабляют связь с первородной тьмой, но достаточно четырех-пяти часов вдали от них, и все восстановится. Я проверял. Многие Танцоры опасаются нарушать свою связь потому, что могут в любой момент понадобиться Ордену. Этикет, опять же. Наша форма – это наша гордость. Когда получишь свою – поймешь.

От стены дорожка вильнула вбок, мимо двухэтажных домов с угрюмыми фасадами, пока не привела к красивой арке, сплетенной причудливыми узлами из металлических лент. Живая изгородь, сбросившая листья, обиженно щетинилась длинными колючками. Эмьюз прекрасно знала, что колючки острые и будет больно, но все равно протянула палец. Казалось, она уже делала так раньше. Тень внимательно посмотрела на красную точку – след укола. Что-то подсказывало, что на ранке должна появиться алая капелька, но нет. Тогда Эмьюз приготовилась повторить опыт.

– Эй! Ты что делаешь?! – Руфус не сразу заметил, что девочка отстала.

Он в два прыжка вернулся, чтобы перехватить ее руку.

– Больно? – Хотелось спросить «ты совсем балда?».

– Не очень. – Мисс Варлоу потупилась.

– И зачем? – Тангл настойчиво потянул свою подопечную через арку в парк.

– Не знаю, – почти прошептала та. – Просто любопытно.

– Если тебе вдруг станет любопытно, что произойдет, если выброситься из окна, посоветуйся со мной, договорились? – издевательски предложил Руф.

– Непременно, – тем же манером отозвалась девочка.

По обе стороны от дорожки поднимались величественные голые деревья с толстыми стволами и ветками, похожими на цепкие узловатые руки. Сквозь аккуратно подстриженные облетевшие кусты виднелись тропинки, протоптанные в жухлой траве. Чем дальше увлекала дорожка, тем больше все вокруг начинало походить на лес.

– Я немного нервничаю, – вдруг признался Руф. – Давай пойдем помедленнее?

– Отчего? – Эмьюз сбавила шаг.

– Ветреница – существо загадочное. – Девочка чувствовала, что наставник вот-вот погрузится в воспоминания, и даже не пыталась ему помешать. – Считается, что она была здесь всегда. Когда-то давно я… обидел ее. Надеюсь, уже забыла.

– А что вы сделали? – Невинный вопрос поверг собеседника в ступор.

«Ну, раз заикнулся, рассказывай», – предложил внутренний голос. – «Рассказывай, не то она сама что-нибудь придумает! Будет хуже». На лбу Руфуса выступил холодный пот.

– Мальчишки все дурные. – Слова застревали в горле. – Я не исключение. Ветреница только напоминает женщину, но… довольно отчетливо. Ее фигура складывается из спутанных стеблей, а там, где у нас с тобой сердце, у нее комок корней с куском земли размером с мой кулак. Весной Ветреница любит подолгу неподвижно стоять в луже грязи почти по колено, протянув руки к небу и запрокинув голову.

– И при чем тут вы? – удивилась Эмьюз.

– В общем-то ни при чем. – Руф снова вспомнил, что такое вязкий стыд. – Приятели подбили пойти и поглазеть на нее… Ветреница нас заметила. У нее нет глаз, она видит всей собой. Был скандал. Ребят не выгнали только потому, что она… растение – не настоящая женщина. А я, как Лют, в каменном ящике десять суток провел. Понимаешь?